Георгий Зотов - Сказочник

– Он нас всех восхищает, – подал голос Лимос. – Лично я скажу – если взять и полностью вывернуться наизнанку, не додумаешься до столь фееричного замысла. Знаешь, именно этим Мастер и демонстрирует свой уровень. Он даже не бог, а нечто высшее, недоступное пониманию. У меня нет столько слов, дабы выразить, как я преклоняюсь и обожаю его.

Полемос милостиво кивнула. Она привыкала к роли топ-менеджера.

– А как насчёт грека с «Откровением»? – неожиданно прохрипел Никао. – Он-то предсказал появление на Земле четырёх всадников, а вовсе не пяти. Что тут скажешь?

Война наградила его взглядом, содержащим тонну свинца.

– Я понятия не имею, кто этот грек и о чём его графомания, – отчеканила Полемос. – Этак каждый писатель может объявить себя пророком. Пелевин там или Коэльо. И что, прикажешь любую фантастическую литературу считать образцом для действий? Да тогда у нас в апостолы автоматом попадут и Рей Брэдбери, и Айзек Азимов, и Роберт Хайнлайн. А что? Брэдбери уже являлось будущее, где люди, читающие бумажные книги, изображены как психи и государственные преступники: разве оно не сбылось? Герберт Уэллс и вовсе предсказал вторжение марсиан, – случись такое, мы отлично повеселимся. Но нет той книги, куда нельзя внести редакторскую правку, даже если автор уже мёртв. В любом случае, Мастер занят проблемой Танатоса. Но как только он с ней разберётся… Я подготовила полный набор документов по пятому всаднику.

Полемос распирало от гордости. Ей хотелось говорить – и не останавливаться. Например, как она обожает Мастера, устранившего проблему с Рамилем. Да, погрузить человека в искусственную кому и спрятать в больнице под Питером – никакому земному разуму столь виртуозная интрига не под силу. Координатора киллеров теперь не обнаружишь как среди живых, так и среди мёртвых, а значит – поиски Танатоса не увенчаются успехом. Брат не узнает, что покушение заказала Полемос. Безусловно, Танатос низвергнут, ему больше не сидеть в Небоскрёбе… Однако даже бессмертным опасно иметь за спиной врага, охваченного жаждой мести. И как знать, что за судьбу Танатосу Демиург уготовил? Идея Мастера восхищала её оргазмически. Придумать и спланировать такое… Только бы эти двое рохлей не развязали свои болтливые языки. Хотя… пойти против Творца они не осмелятся.

Братья смотрели на сестру с молчаливой покорностью.

– Как я понимаю, возражений больше нет? – осведомилась Полемос. – Тогда наш семинар закончен. Я буду рада сообщить Мастеру, что петиция о даровании в команду пятого всадника поддержана почти всеми участниками квартета. А теперь давайте разделимся, мне нужна доза крови: скоро по рынку ударит американский беспилотник. Здание покинем поодиночке, на всякий случай. Никао? Начнём с тебя, мой хороший.

Сотрясаясь от лихорадки денге, Никао поковылял наружу.

Полемос перевела взгляд на Голода. Тот подошёл к проёму, вяло взмахнул тощей рукой, подзывая шофёра на чёрном, поблёскивающем боками «мустанге». Да, брат предсказуем во всём: водителем у него служил призрак бородатого старца в футболке «Найк» – бывший русский царь Борис Годунов… При его правлении вымерла треть тогдашней России[36]. Скучные существа. И вот с такими сухарями ей приходится работать…

Дождавшись, пока чёрный «мустанг» тронется с места, Полемос изменила облик с призрачного на человеческий. Рыжие волосы, красное платье и шлёпанцы исчезли. Из здания экс-больницы вышла американка в деловом костюме и туфлях (каблуки во мгновение ока потонули в щебне). Очень не в стиле Могадишо. Долго ждать ей не пришлось, от рынка тут же отделился патруль исламистов «аль-Шабаб»: шестеро темнокожих бородачей в пропотевшей жёлтой форме, с «калашниковыми» наперевес и ярко-зелёными повязками на головах. Главарь грубо схватил её за локоть, стиснув пальцы.

– Шармута аль-абьяди… – дохнув в лицо, рассмеялся он. – Айза э хуна?[37]

«Прекрасно, – подумала, улыбаясь, Полемос. – Здесь всё просто прекрасно!»

…Удар ракеты, пущенной с беспилотника «Предатор», разорвал всех шестерых в клочья. Бледное лицо сестры Полемос, как веснушками, усеяло сотнями мельчайших кровавых брызг. Земля словно выгнулась горбом: вверх взлетели горящие автомобильные шины, обломки деревьев, засвистели булыжники остатков мостовой. Стоя в центре оранжевого пламени, девушка стонала от сладкого удовольствия, раскинув в стороны руки…

Обратный кадр № 3.

Сэнбацуру

(Хиросима, 1955 год)

 [38]

…Она воспринимает моё появление спокойно. Здесь так принято. Паникуешь, значит, «теряешь лицо», а при встрече со Смертью это нежелательно. Разумеется, Садако досадно от того, что она не успела. Оставалось не так уж много: триста пятьдесят шесть штук. Жаль. Оригами – непростая вещь, в Японии любят красоту и аккуратность, а спешка, как общеизвестно, хороша при ловле ниндзя. Или блох? Я не слишком хорошо помню японские поговорки. Я смотрю на маленькие руки Садако. Ногти обкусаны до крови. В оригами нельзя использовать клей или ножницы, всё должно быть только вручную. Популярная во все времена безделица – эстетических журавликов и букеты хризантем из разноцветной бумаги обожали мастерить придворные фрейлины романтической эпохи Хэйан[39].

Правда, они не делали этого, чтобы выжить.

Садако кланяется мне, проявляя уважение. Я в ответ кланяюсь ей.

– Конничи-ва, Синигами-сэнсэй.

– Конничи-ва, Садако-сан. Гомэн кудасай[40].

Девочка ничуть меня не боится, а ведь японский бог смерти выглядит не как миленький бумажный журавлик. Я вам уже показывал: когти на пальцах, огромные зубы, дряблая кожа, укутан в белую мантию. Белое в Японии – символ траура, как в Европе чёрное. Садако же полностью равнодушна к моему облику. После года борьбы с опухолями её уже ничто не напугает, но это не главное. Она видела Хиросиму шестого августа сорок пятого года. Город, побывавший в аду.

– Мне нечем угостить вас, Синигами-сэнсэй. Я прошу прощения.

– Ничего страшного. Мы просто посидим, а ты пока сверни мне журавлика.

– Хорошо. Знаете, я старалась. Подруга Тидзуко сказала: если я успею сделать сэнбацуру, то боги обязательно исполнят моё желание, ведь повезло же однажды императору Сакурамати. – Слышен хруст бумаги. – Я проявляла усердие, но у меня получалось только по восемь штук в день, а то и меньше. Сэнсэй, почему мне сейчас так легко? Пальцы словно летают по воздуху, ваш оригами получается красивым.

– Потому что ты умерла, Садако.

– Извините мою забывчивость, Синигами-сэнсэй.