Джексон Пирс - Красные сестрицы

Я больше не могу оставаться одна.

Решительно поворачиваю за угол, к больнице, огромному бело-кремовому зданию, словно вышедшему прямиком из конца шестидесятых годов. Перед больницей на скамейках сидят медсестры в бледно-розовых халатах, болтают и едят йогурты. Еще по дороге меня окатывает мощная волна больничного запаха: смесь физраствора, латекса и медицинского спирта. Я морщусь и, не обращая внимания на любопытствующие взгляды медсестер, прохожу в сверкающие раздвижные двери.

— Я могу вам… чем-нибудь помочь? — с дежурной улыбкой окликает меня молоденькая девушка-администратор и внезапно меняется в лице.

Зеркало подсказывает мне, что дело не только в шрамах: волосы у меня свалялись, одежда перепачкана и покрыта листьями. Я морщусь и стягиваю волосы в «хвост». Так хоть немного лучше.

— Здравствуйте! — От долгого молчания мой голос звучит хрипло, и я начинаю снова: — Здравствуйте, я пришла навестить Чарли Рейнольдса.

К администратору возвращается самообладание, и она требует бодрым профессиональным тоном:

— Представьтесь, пожалуйста.

— Скарлетт Марч.

— Извините, но вас нет в списке посетителей мистера Рейнольдса…

— Я вместо Сайласа Рейнольдса. Он не смог прийти и попросил присмотреть за отцом, — храбро вру я.

Девушка задумчиво пожевывает кончик ручки.

— Ладно. Пойдемте, я провожу.

Она ставит на стол табличку «Скоро вернусь» и ведет меня по больнице. Мы проходим мимо комнат, где сидят старики в инвалидных креслах, уставившись в телевизоры. Я сомневаюсь, что они и вправду что-то смотрят. В некоторых комнатах шторы задернуты, сиделки разговаривают с пациентами мягким сюсюкающим тоном, который обычно используют при общении с детьми.

— Вот и умница! А теперь еще кусочек!

Я морщусь и стараюсь не слушать.

— Ну вот и пришли.

Девушка карточкой отпирает двойные двери, мы заходим в комнату, и двери захлопываются у нас за спиной. Я с трудом подавляю желание броситься прочь.

Комната коричневая: коричневые стены, коричневый ковер, коричневая мебель с кожаной обивкой. Единственное цветное пятно — зеленые пижамы пациентов. На шеях у стариков висят бирки с именами и медицинскими данными. Пациенты смотрят на меня разок и больше не оборачиваются, подозреваю, что не из вежливости, но я все равно признательна.

— Мисс Марч пришла к мистеру Рейнольдсу, — объясняет девушка из регистратуры мясистому медбрату, который больше похож на вышибалу в клубе, чем на сотрудника больницы.

Он с улыбкой кивает и указывает куда-то вглубь, на небольшой круг из инвалидных кресел.

На папашу Рейнольдса.

Девушка приносит мне стул, но я стою и никак не могу отвести глаз. Неужели так люди себя и чувствуют, когда видят меня? Сажусь, ошеломленно рассматривая Сайласова отца. Время сокрушило некогда сильного и гордого человека: запястья исхудали, губы сморщились, изо рта тянутся ниточки слюны. Он тревожно озирается, словно ищет — что-то или кого-то. Папаша Рейнольдс одет не в больничную пижаму, а в серые спортивные штаны и белую футболку. Из-за этого он кажется еще более выцветшим, а старческие пятна на коже проступают еще отчетливее.

— Мистер Рейнольдс? — оглушительно окликает его девушка.

Отец Сайласа оборачивается к ней, немного выпрямляясь в своем кресле.

— К вам пришла гостья, мисс Марч! Как здорово!

Папаша Рейнольдс смотрит на нее. Я усмехаюсь — мне знаком этот взгляд, который обычно сопровождался еще и язвительным замечанием: «Девочка, ты что, белены объелась?» Медсестра несколько тушуется, но потом улыбается мне и уходит.

Папаша Рейнольдс нерешительно переводит взгляд на меня и с улыбкой протягивает мне дрожащую руку. Я отворачиваюсь, чтобы ему не был виден мой искалеченный глаз, осторожно пожимаю мягкие старческие пальцы.

— Селия, — говорит он хриплым высоким голосом, совсем не похожим на прежний. — Селия, милая моя, как хорошо, что ты пришла!

Я ошарашенно гляжу на него. Этот человек меня не помнит. В детстве он вырезал мне лошадку-качалку, вместе с бабулей Марч учил меня кататься на велосипеде, не морщась смотрел на мои шрамы… Он меня не помнит. Насколько же труднее приходится Сайласу!

— Я не Селия, — мягко поправляю я. — Папаша Рейнольдс, это я, Скарлетт. Скарлетт Марч.

Он снова поднимает на меня глаза.

— Да, Селия… Любимая…

Я со вздохом опускаюсь на стул, продолжая сжимать морщинистую ладонь папаши Рейнольдса. Он встретил Селию, свою будущую жену, еще в школе. Когда Сайласу исполнилось восемь, Селия умерла. Как можно перепутать меня с той, кого когда-то любил? Я совсем не похожа на Селию, красивую изящную блондинку… С усилием сглатываю и качаю головой. Я совершила ошибку. Даже взгляд папаши Рейнольдса переменился, больше этот человек ни в чем не напоминает того, кто заменил мне отца и чей совет я так отчаянно хочу услышать. Теперь он похож на испуганного мальчишку.

— Наверное, мне пора, — хрипло шепчу я.

— Нет, Селия, подожди! — Папаша Рейнольдс удерживает мою ладонь, пригвождая меня к месту, и смотрит на меня полным боли взглядом. — Мы ведь не хотели. Мы не виноваты, просто так все вышло.

— Знаю, — быстро отвечаю я, хотя понятия не имею, о чем идет речь. — Конечно, мы не виноваты.

— С ним все будет хорошо. Его воспитают мои родители. Все наладится.

— Конечно, все будет хорошо.

Пытаюсь встать, но старик на удивление крепко меня держит, прижав мою руку большим пальцем.

— Селия, прошу тебя. Другого выхода у нас нет. Нам ни за что не разрешат пожениться, если мы его оставим.

Я вздыхаю и решаю пойти на поводу у старика.

— Кого оставим?

Он дотрагивается до моих волос, не замечая листьев и травинок, застрявших в прядях.

— Джейкоба, нашего малыша. Он будет счастлив, Селия. И мы будем счастливы.

Я молчу. В голове у меня бешено крутятся разнообразные мысли и ассоциации.

— Джейкоба?

Насколько мне известно, Джейкоб — брат папаши Рейнольдса, Сайласов дядя. Наверное, я что-то не так поняла. Высвобождаю волосы у него из рук.

— Папаша Рейнольдс! — начинаю я громким голосом, неприятно похожим на тот, которым говорила медсестра из регистратуры. — По-моему, ты что-то путаешь. Давай поговорим о чем-нибудь еще. Например, расскажи мне еще разок, как Сайлас застрял на дереве. Тебе ведь нравится эта история.

Я пытаюсь выдавить из себя теплую улыбку, но кажется, она мне не очень дается, потому что папаша Рейнольдс, прищурившись, разглядывает меня, и внезапно его лицо меняется, становится напряженным. Старик высвобождает руку и стремительно придвигает ко мне инвалидное кресло, тычет подлокотником мне в колени.