Чайна Мьевиль - Кракен

— Кто кому оказывает услуги? — спросила Коллингсвуд.

Дариус пожал плечами.

— Глупо было не подумать, что это связано с забастовкой. Говорят, у СМП с ней проблемы. Послушайте, я об Эле знаю только одно: хороший вор, верный своим приятелям. И любил, чтобы все делалось по понятиям, ясно? Да, знаю, у него были эти татуировки, но и хорошие манеры тоже. С тех пор как умер Гризамент, я о нем ни хрена не слышал.

— Значит, — сказал Варди, — у вас нет причин считать его набожным. Вы не слышали, у него бывали стычки с ангелами?

Коллингсвуд посмотрела на Варди и отхлебнула из кружки.

— Босс, — сказал Дариус, допивая пиво. — Я понятия не имею, о чем таком вы толкуете. Теперь прошу меня извинить. Давайте, коллеги, всегда рад повидаться. Чмоки-чмоки.

Коллингсвуд показала ему язык. Дариус чавкнул, поднялся и ушел.

— Господи, — обратилась Коллингсвуд к Варди. — Как же погано я себя чувствую. А вы нормально, да? Голова из-за Панды не болит. Не видела, чтобы вы позолотили кому-нибудь ладошку.

По мере приближения бесформенной тревоги лондонские предсказатели пользовались все более широким, просто невероятным спросом. Без работы не оставались провидцы второго, третьего и четвертого ряда — все хотели найти кого-то, хоть кого-нибудь, способного прозреть что-либо иное, кроме светопреставления.

— Панда? А, да, это ваше словечко… Ну, так я же постоянно занят. Дел очень много.

Варди выглядел не просто занятым: кризис, казалось, укрепил его, наполнил энергией. В его университете, должно быть, сетовали, но ничего поделать не могли: все свое время он проводил в ПСФС.

— А что это за хрень? — спросила Коллингсвуд. — Об ангелах? Во что вы меня впутываете?

— Вы слышали о мнемофилаксах?

— Нет.

— То же, что и ангелы памяти.

— …А, это. Я думала, это полная чушь.

— Нет-нет, тут что-то есть. Но трудно разобраться, что именно.

— А не спросить ли вам у кого-нибудь из хоботов?

Варди взглянул на нее с неким намеком на юмор.

— От моих коллекционеров мало проку. Этих ангелов никто не почитает. Они… ну, да вы слышали, что о них говорят.

— Кое-что.

Не очень много. Какие-то архонты истории, не воспоминания, но метавоспоминания, телохранители памяти.

— Давно жила-была одна ведьма. Она была из лондонмантов, но порвала с ними, потому что устала от невмешательства. С парочкой нанятых бандитов она вломилась в Музей Лондона с намерением что-то забрать. На следующее утро их нашли мертвыми. Ну, вроде того.

— Вроде того?

— Приятели ее были мертвы. Ее саму нигде не нашли — только груда обвалившихся кирпичей и раствора в витрине под стеклом. У некоторых кирпичей были странные очертания. Мы стали подгонять куски друг к другу, как головоломку. Вышло изваяние женщины. Из кирпичей. Сначала его создали, потом разрушили. — Варди посмотрел на нее. — Так вот, об ангелах: я подумал, что вам было бы полезно сравнить материалы о тех событиях с отчетами из подвала, где Билли нашел Адлера.

— То есть вы хотите, чтобы я взвалила на себя еще кучу работы?

Варди вздохнул.

— Здесь есть точки соприкосновения. Это все, что я говорю. Не уверен, что Тату — это единственный объект наших поисков. И до вас по-прежнему не дошло слухов о местопребывании спрута. Я так полагаю.

— Правильно полагаете.

Хоботы, взяточничество, насилие, гадание по магическому кристаллу, пророческий покер — ничто не выводило даже на крохи сведений. Затянувшееся отсутствие сведений о таком ценном товаре, как гигантский спрут — одна мысль о том, чтобы засунуть его в перегонный куб, заставляла алхимиков выть как собак, — возбуждало все больший и больший интерес со стороны лондонских «купи-продайчиков».

— Не одни мы его ищем, — сказала Коллингсвуд.

Глава 30

идем, боец, седлай коня, нам пора отправляться, надо поспешить, мы должны заняться делом

Мгновение Билли пребывал глубоко под поверхностью сна и видел картины настолько живые и быстрые, что все это походило на ускоренный показ фильма.

седлай и зададим этим

Он находился под водой, как теперь почти всегда во время сна, но на этот раз там оказалось не темно, а светло, вода была яркой, как солнечный свет; его окружал дневной свет; камни были глубоководными скалами или же стенами каньона; он находился внутри каньона, над ним нависали округлые и плоские холмы, а сверху светило то ли солнце, то ли некий подводный источник света. Он был готов ехать верхом.

боец, кричал он, боец, седлай

Появился его скакун. Он знал, что именно явится к нему над скалами и холмами — тогда надо будет ухватиться и по-ковбойски театрально запрыгнуть на спину существа. Архитевтис, выбрасывающий, сжимая мантию, струи воды, с щупальцами, готовыми сцапать добычу. Билли знал: тот будет скользить над равнинами, выпрастывая конечности, чтобы хватать то и это на своем пути, чтобы закрепляться ими, как якорем, и охотиться.

Архитевтис появился. Но не все совпало с ожиданиями.

«Как я заберусь на него? — думал Билли. — Может, надо проникнуть внутрь?»

То, что явилось, вздыбливаясь над холмами, было архитевтисом в аквариуме, огромном стеклянном параллелепипеде, раскачивающемся, как каноэ, где формалин плескался о прозрачную крышку и брызгал из стыков, оставляя влажный след в пыли. Кракен в своем аквариуме тихонько ржал и поднимался на дыбы, и скользила по стеклу давно мертвая плоть животного.

боец, боец

Всего один миг длилось это сновидение. В следующее мгновение Билли пробудился, открыл глаза и уставился на потолок квартиры, в которую его привел Дейн. Он сделал вдох, затем выдох. Прислушался к тишине комнаты.

Несуществующая личность, которой принадлежала эта квартира, была, судя по книгам на полках и дипломам на стенах, женщиной с профессией, врачом-терапевтом. Она никогда не жила на свете, но ее призрак был повсюду. Мебель и украшения, подобранные тщательно и со вкусом. Амулеты и обереги, спрятанные за шторами. Они с Дейном находились на втором этаже дома на две семьи.

Дейн улегся в спальне. «Завтра поговорим с Вати, — сказал он накануне. — Надо немного подрыхнуть». Билли расположился на диване. Он лежал, разглядывая лепнину потолка и пытаясь разобраться, что такое его разбудило. Он ощутил какой-то скребущийся звук, словно кто-то по чему-то царапал ногтем.

Все крохотные шумы, производимые воздухом, шуршанием его одежды, трением его головы о диванную подушку, прекратились. Он сел, а звуков по-прежнему никаких не было. В этой неестественной тишине он целую секунду слышал, как по мрамору, позвякивая, катится то ли стакан, то ли бутылка. У него расширились глаза. Он почувствовал, как оконное стекло отчего-то вибрирует. Сам не зная как, он оказался стоящим чуть поодаль от дивана, возле окна, и оттягивал в сторону мягкие шторы, которые странным образом сопротивлялись. Очки, как оказалось, уже были на нем.