Татьяна Корсакова - Проклятый дар

– А в другом кармане – компас. – В скрюченной ведьминой ладони сверкнул компас, точь-в-точь такой же, как у Ставра. – И вот это. – Старуха взмахнула невесть откуда взявшимся стволом, и Ставр испуганно отпрянул в сторону. Еще шмальнет чего доброго…

– Эй, бабка, ты полегче! Это тебе не игрушка.

– И мне не игрушка, и тебе, человек, уже тоже не игрушка. Мертвый ты, похоронила я тебя.

– Похоронила, значит? – От этих слов мир, и без того тусклый, выцвел еще больше. – А что ж я тогда тут делаю, о чем с тобой базарю? Ты, мать, прости, но на ангела с крыльями ты не похожа.

Она засмеялась дробным старушечьим смехом, а отсмеявшись, сказала:

– Не поверил, значит.

– А кто бы поверил? – Ставр сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. С зажигалкой ничего не вышло, даже искра не высеклась. Может, отсырела на этом дьявольском болоте?

– Никто сначала не верит. – Старуха согласно кивнула, сделала шаг навстречу и коснулась высохшей ладонью его груди…

…Мир всего на мгновение сделался невыносимо ярким, взорвался звуками, защекотал ноздри запахами, прильнул к щеке солнечным лучом… А потом все исчезло: и краски, и звуки, и запахи, и солнечное тепло. Осталось только стылое осознание того, что он мертв окончательно и бесповоротно. Разорвалась граната… чтоб ее…

Если бы мертвые могли плакать, он бы заплакал, но слез не было, так же как не было искры в его мертвой зажигалке, так же как не было пуль в его теперь уже ненастоящем пистолете. Обидно-то как, Господи!

– Поверил? – спросила старуха с жалостью.

– Поверил. – Ставр присел на корточки здесь же, у поленницы дров, по привычке хотел сорвать былинку, но не смог, даже не почувствовал касания. – Я, мать, одного понять не могу, – сказал, сжимая виски руками, – это ад или рай?

– Не то и не другое. – Старуха покачала головой. – Это Морочь, сынок, это она тебя закогтила. Только ты – не ее добыча, ты особенный, теневой.

– Какой?

– Теневой. Ты ни там и ни тут, зацепился…

– И за что же я зацепился? – Ставр поднял голову, посмотрел на старуху снизу вверх.

– Хотела бы я знать. – Она провела по лицу руками, точно смахивая что-то невидимое. Ворон взволнованно защелкал клювом. – Вспоминай, человек, кого ты перед смертью видел?

– Никого. – Он мотнул головой.

– Неправда! – От ее голоса, вдруг ставшего сильным и громким, с соседней осинки посыпались листочки. Ставр подставил руку, пытаясь поймать, но листок прошел сквозь ладонь. – Кто-то точно был. Женщина. Вспоминай!

Он зажмурился, сосредоточился на обрывках воспоминаний.

Тяжесть гранаты в руке… Взрыв… Боль… Крик… Снова боль… Испуганное женское лицо… Синие глаза, зеленые у самого зрачка, заплетенные в длинную косу русые волосы… Голос…

– …Тише-тише, миленький! Я сейчас, ты только не умирай…

– Вспомнил?! – Еще один голос, уже не умоляющий, а требовательный.

– Была женщина. – Он кивнул.

– А что сделала? Что она тебе дала перед смертью?

– Ничего не давала, кажется… Не помню я!

– Давала! Что-то она на тебя накинула. Вспоминай!

– Не могу-у-у… – Ставр повалился на землю, завыл в голос.

– Искать ее нужно, – сказала старуха после тяжкого вздоха. – Без нее пропадешь. А она без тебя. Если уже не пропала, – добавила устало. – Не каждая после такого способна разум сохранить.

– Как искать, мать? – Из всего сказанного он понял только одно: если найдет ту синеглазую, если выпытает или вспомнит, чем таким она его заарканила, то все еще может измениться.

– Ты ее почуешь. Связаны вы с ней теперь крепко-накрепко. Сначала ее найди, потом путы станем искать. А без нее тебе здесь оставаться нельзя, уходить тебе нужно.

Он бы ушел, с превеликой радостью ушел, да только как?!

– Я помогу. Год у тебя на ее поиски. Год без двух дней, – старуха оглянулась на свежую могилу.

– А как не найду? – спросил Ставр, уже заранее зная ответ.

– Как не найдешь, так на веки вечные заблукаешь. Она тебя к себе заберет, Морочь. Останешься теневым, ни живым ни мертвым. И та женщина со временем тенью станет, помереть не помрет, но и жить не сможет. Найди ее, сынок! – Старуха вперила в него невидящий взгляд, по морщинистому лицу промелькнула тень не то жалости, не то грусти. – А как найдешь, ко мне приведи. Посмотреть хочу… Спросить…

– Когда уходить-то, мать?

– Прямо сейчас и уходи. Мало у тебя времени совсем. – Старуха снова достала свой кисет, высыпала на ладонь горсть соли, зашептала что-то быстро-быстро, так что слов не уловить, швырнула соль прямо Ставру в лицо.

Он закричал от невыносимой боли, схватился за глаза, серый болотный мир пошел рябью, и сквозь эту рябь к Ставру прорвался затухающий голос:

– Знаю, что больно, то Морочь отпускать не хочет. Ты уж потерпи…

Голос замолк, серый мир мигнул и погас. Умерев дважды, Ставр очнулся на диване в своем загородном доме…

Ася. 1943 год

Ей было холодно и больно. Значит, снова не получилось умереть. А что получилось?

Ася открыла глаза. За время ее отсутствия мир изменился. Не было больше темноты и гулкого эха падающих капель, а был свежий ветер, дурманящий запах багульника, мягкий моховой ковер и низкая щербатая луна. Из стылого погреба она перенеслась на болото. Или перенесли?.. Но кто? Вокруг ни единой живой души, она это чувствует. На болоте чувства обостряются, и многое можно знать наверняка. Никого нет: ни немцев, ни предателя Захара. Есть только благословенная тишина и пьянящее чувство свободы.

Вцепившись зубами в рукав кофты, чтобы не закричать от боли, Ася села, осмотрелась. Она знала это место на самой границе между Сивым лесом и болотом. Это еще не свобода, это только начало пути. Отсюда до бабки Шептухи, которая не откажется помочь, нужно еще как-то добраться, среди ночи пройти дрыгву. Или проползти… Да, скорее, проползти, потому что сил нет совсем, но и лежать вот так, уставившись в звездное небо, страшно. Немцы скоро поймут, что она сбежала, и станут искать. Первым делом в деревне, а потом на болоте.

Идти не получилось, как Ася ни старалась. Фишеровская плеть словно перебила ей хребет, лишила сил и опоры. Значит, ползти. Сколько удастся. Если удастся…

Ася собиралась с последними силами и духом, когда со стороны болота послышались сначала шаги, а потом и голоса.

– Все, Алешка, дальше мне пути нету. – Сиплый голос бабки Шептухи был похож на змеиное шипение. – Я тебя тут стану ждать, на меже. Как найдешь ее, сразу сюда неси… – Голос вдруг оборвался, шаги замерли.

Ася зажмурилась, от всего сердца желая и одновременно страшась поверить в чудо. Ведь чудо же!..