Ричард Матесон - Любимая, когда ты рядом

Потом он заморгал и спешно отвернулся, когда понял, что смотрит на хаотичные царапины на дальней стене конторы. И на ремень без пряжки, который до сих пор, безвольно свернувшись, лежит под койкой.

Снова сон. Сон впивался в мягкую плоть его мозга острыми как бритва когтями. Он был весь в ноту. Он со стонами метался на постели, потом вдруг проснулся, уставившись в темноту.

Ему показалось, он что-то видит в изножье кровати. Закрыл глаза, потряс головой и снова взглянул. В комнате никого не было. Он ощутил, что опустошающие разум мысли откатываются, словно некий инопланетный прилив.

Он сердито сжал кулаки. «Она была здесь, пока я спал, — думал он. — Черт бы побрал эту сучку, она была здесь!»

Он откинул одеяло и нервно кинулся к спинке кровати.

Их не было. Однако назойливый аромат поднимался от пола, словно танцующие на кончике хвоста змеи, и заползал ему в нос. Зажав ноздри руками, он повалился на матрас, живот свело судорогой. «За что? — мысленно спрашивал он себя снова и снова, — Господи, за что?»

Разозленный, он вышвырнул цветы у нее на глазах, и ее мысли принялись умолять его, падая в сознание, словно капли дождя.

— Я же сказал «нет», разве не так? — заорал он на нее.

Потом он сел за стол и, как сумел, взял себя в руки. Мне еще долго здесь быть, уговаривал он себя, так что полегче, полегче.

Теперь-то он знал наверняка, почему смена длится всего полгода. Этого будет более чем достаточно. «Но я не сломаюсь». Так он приказывал себе. Решено, она его не сломает, а значит, надо держать себя в руках. «Она слишком глупа, чтобы сломать меня», — намеренно подумал он, надеясь, что она перехватит эту мысль.

Она совершенно точно перехватила, потому что ее плечи вдруг подавленно поникли. И за завтраком она нарезала вокруг него круги, словно боязливое привидение, отворачивая лицо и держа свои мысли при себе. Он поймал себя на том, что едва ли не сочувствует ей. Наверное, она не так уж виновата, подумал он, это же просто врожденная особенность гнианок — доминировать над мужчинами.

Потом он понял, что ее мысли снова с ним, полные нежности и плаксивой признательности. Он попытался сохранять душевное равновесие и не обращать на них внимания, пока они деликатными отмычками пытались вскрыть сейф его спокойствия.

Весь день он много работал, расплатился с бригадиром зерном и специями, которые тот раздал рабочим. Ему стало интересно, окажутся ли в итоге эти гонорары у женщин. Где бы те ни были.

— Я записываю свой голос, — надиктовал он на магнитофон тем же вечером. — Я хочу слышать, как он звучит, а не то я забуду собственный голос. Больше поговорить здесь не с кем, поэтому приходится говорить с самим собой. Печально. Ну да ладно.

Вот я на Станции-четыре, братцы, чудесно провожу время и мечтаю, чтобы вы оказались на моем месте. О, здесь вовсе не так уж плохо, не поймите меня неправильно. Однако я подозреваю, что именно выбило из седла Корригана и тех несчастных, которые работали здесь до него. Это Любимая и ее каннибальский разум сожрал их всех. Но вот что я вам скажу: я ей не по зубам. Можете смело ставить на меня. Любимой не удастся…

Нет, я тебя не звал! Давай убирайся из моей жизни! Сходи в кино или еще куда-нибудь. Да, да, я знаю. Тогда отправляйся спать. Только оставь меня в покое. «В покое».

Вот, это я ей. Ей придется как следует потрудиться, чтобы заставить меня царапать стенку.

Однако перед сном он старательно запер дверь комнаты. И, заснув, он стонал все из-за того же кошмара, конечности у него тряслись, и о ночном отдохновении уже и речи не шло.

Он проснулся от какого-то толчка рано утром и кинулся проверить замок на двери. Он неуклюже дергал ручку непослушными пальцами. Наконец его отупевший разум осознал тот факт, что дверь до сих пор заперта, и он, пошатываясь, вернулся в постель и снова провалился в одуряющий сон.

Когда позже утром он проснулся, в ногах кровати снова были цветы, роскошные, пурпурные, сладко пахнущие, а дверь была заперта.

Он не смог спросить ее о цветах, потому что в гневе выскочил из кухни, когда она назвала его «дорогой».

«Больше не будет цветов! Обещаю!» — кричали ему вдогонку ее мысли. Он заперся в гостиной и сел за письменный стол, ощущая тошноту. «Держись!» — приказал он своему организму, крепко сжимая руки и стискивая зубы.

«Кушать?»

Она с той стороны двери, он знает. Линделл закрыл глаза. «Уходи, оставь меня в покое», — приказал он.

«Прости меня, дорогой», — сказала она.

— Прекрати называть меня «дорогой»! — взорвался он, ударив кулаком по столу. Когда он повернулся на стуле, то зацепился за ящик стола пряжкой ремня и таким образом его выдвинул. Он посмотрел внутрь, на сверкающий газовый пистолет. Почти безотчетно протянул руку и дотронулся до гладкого дула.

Он судорожно задвинул ящик на место. «Никогда!» — поклялся Линделл.

Внезапно он огляделся, ощутив себя оставленным в одиночестве и свободным. Встал и спешно подошел к окну. Он увидел ее внизу, она торопливо шла куда-то с корзиной в руке. Отправилась за овощами, решил он. Однако же отчего она так поспешно ушла?

Ну конечно. Пистолет. Должно быть, она уловила его дикий порыв.

Он размеренно дышал и понемногу успокаивался, ощущая, как из его разума словно выходят густые ядовитые потоки.

«Козыри по-прежнему при мне», — обнадежил он себя.

Пока ее не было, он решил заглянуть в ее комнату, посмотреть, нет ли там какой-нибудь выдвижной панели, тайного хода, который позволяет ей являться в его спальню с цветами. Он стремительно вышел в коридор и толкнул дверь в ее скудно обставленную комнату.

Его мозг тут же подвергся нападению зловонного запаха, исходящего от вороха пурпурных цветов, лежащих в углу. Он зажал рукой рот и нос, с омерзением глядя на умирающие растения.

«Что же они означают?» — гадал он. Вполне прозрачное предложение? Горло его сжалось. Или это больше чем предложение? Он поморщился от этой мысли и вспомнил первый вечер, когда назвал ее Любимой. Что вынудило его выбрать это слово из бесконечного списка других? Он надеялся, что никогда не узнает.

На кушетке он увидел небольшую кучку мелкого хлама. Здесь была пуговица, пара порванных шнурков, листок смятой бумаги, который он велел ей выбросить. И пряжка от ремня с выбитыми на ней инициалами У. К.

Никакой потайной панели здесь не было.

Он сидел в кухне, глядя в чашку с кофе, к которому не прикоснулся. Никак она не может входить в его комнату. У. К. — Уильям Корриган. Он должен с этим справиться, должен бороться.

Время шло. И внезапно он осознал, что она уже дома. Не было слышно ни звука, это походило на возвращение призрака. Однако он почувствовал. Ее появлению предшествовало облачко ощущений, оно закружилось по комнатам, выискивая, словно взбудораженный щенок. Мысли понеслись вихрем: «Ты хорошо себя чувствуешь? Ты не голоден? Любимая вернулась…» — и все они спешно и жадно вцепились в него.