Владимир Алеников - Ублюдки

Миша не понял, каким образом один час, даже санитарный, может длиться полдня, но возмущаться не стал, тем более что дама уже опять уплыла в магазинную глубь. Он со злостью плюнул, поднял повыше воротник пальто и обреченно потопал на остановку.

Вечером Миша Сулейкин ушел с работы на час раньше, от остановки почти бежал бегом, задирая свои длинные ноги, и все же чуть не опоздал, магазин уже собирался закрываться.

— Мне нужна такая лампочка, как у вас в витрине вчера горела, яркая такая! — задыхаясь от бега, выпалил он.

— Тридцать четыре рубля, — равнодушно сказал продавец, возраст которого Миша также определить не сумел.

Похоже, что в магазине «Свет и Уют» все сотрудники были непонятного возраста.

— А у нее какая мощность? — спросил Миша, уже поворачиваясь, чтобы идти в кассу.

— Триста ватт, — сказал продавец. — Это профессиональная лампа. Для фотосъемок или еще чего. У нас тут вчера кое-что снимали, вот и зажгли.

В тоне продавца Мише послышалось что-то обидное. Получалось, что продавец заведомо не считал Сулейкина профессионалом и на этом основании желал бы отказать ему в праве пользоваться такой яркой лампой.

— Очень хорошо, — с вызовом сказал Миша. — Мне именно такая и нужна.

— Платите, — якобы безразлично пожал плечами продавец.

Миша, однако, углядел скрытую усмешку, демонстрировавшую, что Миша Сулейкин, конечно, может выдавать себя за кого угодно, но он, продавец света и уюта, сразу его, дилетанта, раскусил.

— Митя, ну что там? — крикнула из-за кассы утренняя объемная дама. — Закрывать пора.

— Ну так что, вы берете или нет? — пренебрежительно спросил продавец Митя.

— Беру, — пробурчал Миша.

Кипя от бессильной злобы, он пошел в кассу, заплатил толстухе деньги, получил чек и отдал его неприятному продавцу. Тот взял с полки упаковку и вынул из нее лампочку.

Мише она сразу очень понравилась. Лампочка оказалась необычной формы, чуть приплюснутая, напомнившая ему поначалу большой гриб. Сходство, впрочем, на поверку оказалось весьма приблизительным, поскольку верх шляпки этого гриба был окрашен в какой-то необычный серебристый цвет.

Продавец Митя куда-то небрежно ткнул ножкой стеклянного гриба, и лампочка тут же загорелась, причем так ярко, что Миша даже зажмурился на секунду. Он даже подумал, что, может быть, это чересчур яркая лампочка, но отступать уже было поздно.

Он задумчиво нахмурился, а потом с достоинством кивнул головой, как кивают официантам, продегустировав вино и давая им разрешение наполнить бокал. После чего, почувствовав себя отомщенным, Миша взял у продавца пакет с удивительной лампочкой.

Однако, пока шел к входной двери, он по-прежнему ощущал на себе насмешливый Митин взгляд. Стараясь держаться при этом прямо и независимо, Миша Сулейкин наконец покинул магазин.

Дома Миша бережно извлек лампочку из упаковки и аккуратно вкрутил ее в патрон торшера. Разумеется, ни о каком абажуре и речи не могло быть. Да и не нужен абажур этой серебристой лампочке.

После чего затаил дыхание и потянул за веревочку.

Лампа вспыхнула, чудный яркий свет залил всю квартиру, вплоть до самых ее потаенных уголков.

Миша Сулейкин восхищенно приоткрыл рот. Никогда еще его убогое жилище не выглядело столь нарядно и красочно. К тому же от лампочки исходило замечательное тепло. Можно было наконец раздеться, снять надоевший толстый свитер.

Ему вдруг нестерпимо захотелось дотронуться до чудесной лампочки, хоть на долю секунды ощутить ладонями ту благожелательную тепловую энергию, которая сейчас волнами исходила от нее. Не совсем отдавая себе отчет в том, что он делает, Миша протянул руки и коснулся серебристой поверхности.

Жуткое наслаждение, дикий жар, острая боль!

Все это мгновенно смешалось и пронзило его насквозь. Запахло паленым мясом.

Миша протяжно застонал и отнял руки, с удивлением глядя на образовавшиеся на ладонях красные пузыри. У основания они были какие-то беловатые и заполнены густой прозрачной жидкостью.

На следующий день Миша Сулейкин на работу не пошел. Да и что он мог там делать такими руками!

Хотя он и смазал ожоги кремом, но болели обожженные места отчаянно. Пузыри на ладонях и пальцах полопались, кожа на этих местах отслоилась. Была она теперь серовато-белого цвета. В одном месте, не в серединке ладони, а там, где начинались пальцы, на бугорке, образовалась плотная на ощупь корка, под которой он с удивлением рассмотрел невидимые им ранее кровеносные сосуды. Все это выглядело необычно и даже странно.

Самая же странность состояла в том, что, несмотря на очевидные свои страдания, Миша все равно был счастлив.

Он с вожделением вспоминал тот восхитительный миг, ту крошечную долю секунды, когда он с невероятной силой всем своим существом ощутил то дивное тепло, которое источала серебряная лампочка.

Как только за окном стало смеркаться, Миша Сулейкин опять зажег ее. Снова квартира празднично озарилась.

Не без труда орудуя обожженными руками, он первый раз за долгую зиму разделся до трусов и, подсев к лампочке, улыбаясь, смотрел на нее.

Несмотря на боль, было тепло, светло и хорошо.

Правда, одна навязчивая мысль целый день не давала ему покоя. Миша знал, что это плохая, неправильная мысль, но отвязаться от нее никак не получалось. Он хорошо понимал теперь летящих на свет и гибнущих от него мотыльков.

Миша даже сам вдруг ощутил себя таким мотыльком, отчаянно пустившимся в последний, невероятный полет. В темном и мрачном мире, в котором он жил, не было ничего лучше этой восхитительной, властно влекущей к себе яркости, этого пленительно горячего, обволакивающего света.

Миша уже не мог с собой справиться.

Ему до смерти хотелось на мгновение, на одно ужасное изумительное мгновение прижаться к лампочке лицом.

Мишина мама, ухоженная сорокалетняя дама, Элла Георгиевна Семакова, обеспокоенная тем, что Миша упорно не отвечает на звонки, приехала на третий день. Она открыла дверь своим ключом, переступила порог и сразу отшатнулась. В квартире стоял острый тошнотворный запах горелого человеческого мяса.

Почти нестерпимый свет голой торшерной лампочки ярко освещал лежащего на полу Мишу. Лицо его, грудь, живот и руки были покрыты ужасными темно-коричневыми струпьями.

Приехавшие спустя полчаса врачи «скорой помощи» установили смерть от почечной недостаточности, возникшей из-за обезвоживания в результате тяжелых ожогов.