Стивен Кинг - Способный ученик

     Дюссандер молчал. Он сжимал подлокотники кресла,  подбородок  у  него так и прыгал. Тодда покоробило. Это уже ни в какие ворота.  Упырь  Патэна, того гляди, заплачет! Да это все равно как если бы обанкротилось "Шевроле" или "Макдональд" стал бы продавать икру и трюфеля вместо сандвичей.

     - Отпечатки оказались двух видов, - продолжал Тодд. - Первые не имели ничего  общего  с  образцами  на  листовке.  Эти,  я  догадался,   оставил почтальон. Остальные  были  ваши.  Все  совпало...  и  не  по  восьми,  по четырнадцати позициям. - На губах Тодда заиграла ухмылочка. -  Вот  так  я это провернул.

     - Ну и стервец, - сказал Дюссандер, и глаза его угрожающе заблестели. Тодд почувствовал легкий озноб, как тогда в  прихожей.  Но  Дюссандер  уже откинулся в кресле.

     - Кому ты об этом говорил?

     - Никому.

     - А дружкам? Своему Беглеру?

     - Пеглеру? Нет, Лис - трепло. Никому я не говорил. Тут дело такое.

     - Чего ты хочешь? Денег? Боюсь, что не по  адресу.  В  Южной  Америке кое-что  было,  правда,  наркотики  тут  ни  при  чем...   ничего   такого романтического. Просто существует - существовал -  тесный  кружок...  свои ребята... Бразилия - Парагвай - Санто-Доминго. Бывшие вояки. Я вошел в  их кружок и сумел извлечь некоторую пользу из  полезных  ископаемых  -  медь, олово,   бокситы...   Но   вскоре   ветер   переменился.   Национализация, антиамериканские настроения. Может, я бы и дождался  попутного  ветра,  но тут люди Визенталя напали на мой след. Одна неудача, мой мальчик,  следует за другой по пятам, как в жаркий день кобели за сучкой. Дважды  я  был  на волосок от гибели... я слышал, как эти Juden переговариваются  за  стеной. Они повесили Эйхмана, - он перешел на шепот, прикрывая ладонью рот,  глаза округлились - такой вид бывает у  ребенка,  когда  рассказчик  доходит  до развязки "страшной-престрашной истории", - старого  безобидного  человека. Далекого от политики. Все равно повесили.

     Тодд покивал.

     - В конце концов, когда я уже был  не  в  силах  спасаться  бегством, пришлось прибегнуть к последнему средству. Другим, я знал, они помогли.

     - Одесский квартал? - встрепенулся Тодд.

     - Сицилийцы, -  сухо  уточнил  Дюссандер,  и  оживление  Тодда  сразу улетучилось. - Все было сделано. Фальшивые документы,  фальшивое  прошлое. Ты пить не хочешь?

     - Угу. У вас есть тоник?

     - Тоника нет.

     - А молоко?

     - Сейчас. - Дюссандер прошаркал на кухню. Из ожившего  бара  полилось искусственное сияние. - Последние годы я  живу  на  проценты  с  акций,  - донесся голос из кухни. - Я купил их после войны...  под  чужой  фамилией. Через банк штата Мэн, если тебе это интересно. Год спустя служащий  банка, который приобрел для меня эти акции, сел в тюрьму за убийство жены... чего только в жизни не бывает, nein?

     Открылась и закрылась дверца холодильника.

     - Шакалы сицилийцы ничего не знали  про  акции,  -  продолжал  он.  - Сегодня этих сицилийцев где только нет, а в те времена выше Бостона они не забирались. Узнай они про акции, пиши пропало. Обобрали бы меня как  липку и отправили в Штаты подыхать на пенсионное пособие и продуктовые карточки.

     Он  зашаркал  обратно  в  комнату.  В  руках  у  него  были   зеленые пластмассовые стаканчики - вроде  тех,  какие  дают  в  день  пуска  новой бензоколонки. Заправил  бак  -  получай  бесплатную  газировку.  Дюссандер передал Тодду один стакан.

     - Пять лет я жил припеваючи  на  проценты  с  этих  акций,  но  потом пришлось кое с чем расстаться,  чтобы  купить  вот  этот  дом  и  скромный коттедж  на  побережье.  Потом  инфляция.  Экономический  спад.  Я  продал коттедж, затем пришел черед акций...

     Тоска зеленая, подумал про  себя  Тодд.  Не  затем  он  здесь,  чтобы выслушивать причитания из-за каких-то там потерянных  акций.  Тодд  поднес стаканчик к губам, вдруг рука его замерла. На лице опять засияла улыбка  - в ней  сквозило  восхищение  собственной  проницательностью.  Он  протянул стаканчик Дюссандеру.

     - Отпейте сначала вы, - сказал он с ехидцей.

     Дюссандер вытаращился на него, потом закатил глаза к потолку.

     - Gott im Himmel! - Он взял стаканчик, сделал два  глотка  и  вернул его Тодду. - Не задохнулся, как видишь.  Не  хватаюсь  за  горло.  Никакой горечи во рту. Это молоко, мой мальчик. Мо-ло-ко.

     На коробке нарисована улыбающаяся корова.

     Тодд пристально понаблюдал за ним, затем пригубил содержимое. В самом деле, на вкус - молоко, но  что-то  у  него  пропала  жажда.  Он  поставил стаканчик.  Дюссандер  пожал  плечами  и,  отпив  из  своего  стакана,   с наслаждением зачмокал губами.

     - Шнапс? - спросил Тодд.

     - Виски. Выдержанное. Отличная штука. А главное, дешевая.

     Тодд в тоске затеребил шов на джинсах.

     - Н-да, - отреагировал  Дюссандер,  -  словом,  если  ты  рассчитывал сорвать хороший куш, объект ты выбрал самый неподходящий.

     - Чего?

     - Для шантажа, - пояснил Дюссандер. - Разве это слово не знакомо тебе по телесериалу "Мэнникс"? Вымогательство. Если я тебя правильно...

     Тодд захохотал - громко, по-мальчишечьи. Он  мотал  головой,  пытаясь что-то сказать, но лишь давился от хохота.

     - Значит, неправильно, - выдохнул Дюссандер. Лицо его  сделалось  еще более землистым,  а  взгляд  еще  более  затравленным,  чем  в  начале  их разговора.

     Тодд, просмеявшись, произнес с неподдельной искренностью:

     - Да я просто хочу услышать  про  это.  Вот  и  все,  ничего  больше. Честное слово.

     - Услышать про что? - эхом отозвался Дюссандер.  Он  был  совершенно сбит с толку.

     Тодд подался вперед, уперев локти в колени.

     - Ну, ясное дело. Про зондеркоманды. И газовые камеры. И  смертников, которые сами рыли себе могилы.  Про...  -  Он  облизнул  губы.  -  Про допросы. И эксперименты над заключенными. Про всю эту чернуху.

     Дюссандер разглядывал его с тупым любопытством, как мог бы  ветеринар разглядывать кошку, только что родившую котят с двумя головами. И  наконец тихо вымолвил:

     - Ты чудовище.

     Тодд хмыкнул.

     - В книжках, которые я прочел, именно это говорилось про вас,  мистер Дюссандер. Не я - вы посылали их в  печь.  Пропускная  способность  -  две тысячи заключенных в день. После вашего приезда в Патэн - три тысячи.  Три с половиной - перед тем как пришли русские и положили этому конец. Гиммлер назвал вас мастером своего  дела  и  наградил  медалью.  Так  кто  из  нас чудовище?

     - Это все грязная  ложь,  придуманная  Америкой!  -  Дюссандер  резко поставил стаканчик, расплескав  виски  на  стол  и  себе  на  руку.  -  По сравнению с вашими политиками доктор Геббельс - дитя, гукающее над книжкой с картинками. Рассуждают о морали, а тем временем по  их  указке  обливают детей и женщин напалмом. Демонстрантов избивают дубинками средь бела  дня. Солдатню, которая расстреливала ни в чем не повинных людей, награждает сам президент... А тех, кто потерпел поражение, судят как военных преступников за то, что они выполняли приказы. - Дюссандер изрядно отхлебнул, и тут  же у него начался приступ кашля.