Жуткие байки - Ричард Карл Лаймон
Лабуда какая-то.
Проклятье! История не кажется и вполовину такой уж хреновой, пока находишься под душем — и не можешь слышать музыку этой суки. С этим шумом, путающим мои мысли, возможно, ничего не будет казаться достаточно хорошим.
Мне нужно пойти туда и разбить ей хлебало. Или разбить ее стереосистему, что того лучше.
Нет, просто надо вести себя тактично. Разъяснить ситуацию. Вежливо попросить ее сделать звук потише.
Мысль об этом заставляет сердце учащенно колотиться.
Слабо тебе.
Но тебе придется это сделать. Иначе просто будешь сидеть здесь, распаляясь все больше и больше, и никогда ничего не доделаешь.
Займись этим!
Сердце бешено колотится, во рту пересохло, Шейн встает со стула и направляется к двери. Останавливается, чтобы застегнуть пуговицы.
Дерьмо. Никакого желания этим заниматься.
Открывает дверь.
Она же ведь может оказаться милой. Кто знает? Милой, да-да-да. Она меня нах послала.
Выходит в коридор, оставляет дверь приоткрытой и на ватных ногах направляется к соседской двери. Стучится.
Сука, наверное, не слышит меня из-за всего этого гама. Стучится еще раз.
Громкость музыки упала.
— Да? Кто там?
— Я из соседней квартиры.
— Чего тебе?
— Просто хочу поговорить с вами пару секунд.
— Да?
Шейн слышит металлический щелчок.
— Если ты здесь, чтобы насрать мне в…
Дверь распахивается. Сердитый взгляд женщины смягчается. Так же, как и тон ее голоса, когда она говорит:
— Ну, привет. Так вот с кем я буду жить по соседству, да?
Она изображает жест тоста своим бокалом с коктейлем и произносит:
— Рада знакомству.
Шейн выдавливает нервную улыбку.
Боже, девчонка-то практически голая. На ней только черное неглиже с бретельками-спагетти. Благодаря низкому вырезу видны верхние выпуклости ее груди. В длину едва доходит до бедер. Кроме того, Шейн без проблем может видеть сквозь прозрачную ткань.
Любая девушка, которая открывает дверь в таком наряде, должно быть, чудная или полупьяная. Может статься, что и то, и другое. Ее глаза выглядят слегка покрасневшими. Из-за пьянки, или она плакала?
— Я — Франсин, — говорит она, протягивая руку.
Шейн неохотно пожимает ее. — Я — Шейн.
— Приятно познакомиться, зайдешь, чего уж там?
— О, я не хочу навязываться.
— Мне это доставит удовольствие. — Улыбка трогает ее пухлые губы. — Заходи и выпей чего-нибудь, ладно? Эй, сегодня у меня день рождения. Никто не должен оставаться один в свой день рождения, так?
Шейн внезапно проникается чувством жалости по отношению к этой женщине.
— Думаю, я могу зайти на минутку. Но никакой выпивки. Я работать пытаюсь.
— Конечно, конечно. Как насчет пепси?
— Было бы здорово, спасибо.
Франсин закрывает дверь, указывает бокалом на диван и направляется на кухню.
Шейн присаживается на край дивана.
Не очень радужно. Франсин, безусловно, слегка не в себе. Впрочем, не такая уж она и сука. После этого она может оказаться более сговорчивой и сделает музыку потише.
Стереосистема и два динамика находятся на полу, прямо у той самой стены, лицом к которой Шейн сидит по ту сторону, терзая текстовый редактор.
Если бы стены там не было, то можно было бы пнуть их ногами.
Неудивительно, что шум был настолько ужасным.
Вертушка стереосистемы была пуста. Перед ней стоят стопки коробок с аудиокассетами.
— Как тебе нравится эта жара? — спрашивает Франсин.
— Никак не нравится.
— В моей предыдущей квартире был кондиционер.
— В такой близости от океана в нем нет особой необходимости. Такое всего пару недель каждое лето…
— От этого мне хочется кричать.
Она возвращается с наполненными бокалами в руках. Бретелька соскользнула с ее плеча. Шейн принимает газировку, когда она наклоняется и вырез ее неглиже распахивается еще шире, обнажая всю грудь.
Нарочно?
Во что я тут ввязываюсь?
Она подходит и садится рядом. Повернувшись боком, она кладет руку на спинку дивана, поднимает одну ногу и закидывает ее ступню на колено другой.
Шейн смотрит вниз. Длины неглиже Франсин едва-едва хватает, чтобы прикрыть область ее паха.
Боже, боже.
— Ну, что ж, — говорит Франсин и немного отпивает из своего бокала.
— Счастливого дня рождения.
— Счастливого. До сих пор оно было дерьмовым.
— День рождения может быть и таким.
— Посмотрим, что ты почувствуешь, когда тебе стукнет двадцать два.
— Уже двадцать два, — говорит Шейн.
Этой девице двадцать два! К слову о твоих случайных совпадениях и ирониях судьбы!
— Выглядишь не старше девятнадцати, — заявляет Франсин.
— Также как и ты, — врет Шейн. На вид девахе далеко за тридцатник.
— Это просто слова.
— Нет, это правда.
Уголок рта Франсин ползет вверх.
— Ты считаешь меня привлекательной?
Ее темные волосы растрепаны, лицо немного опухло и покраснело. Хоть она и выглядит старше своего возраста, она весьма привлекательна. Этого нельзя отрицать. Не говоря уже о ее теле.
— Несомненно, — отвечает Шейн. — Конечно, ты привлекательна.
Другой уголок ее рта дрогнул вверх.
— Ты тоже ничего. Я так рада твоему приходу. Я чувствовала себя настолько подавленной, что ты просто не поверишь.
— Для меня этот вечер тоже не был замечательным.
— Наверное, отчасти виновата и я, да?
— Ну, что ж, ничего страшного.
Она делает еще глоток, затем ставит свой бокал на стол.
— Прости, что накричала на тебя. Она наклоняется чуть ближе. Шейн чувствует ласкающее прикосновение пальцев Франсин на своем затылке.
— Сможешь ли ты меня простить?
— Конечно. Без проблем. Но мне лучше…
Шейн ощущает другую ее руку, влажную и холодную после бокала у себя на бедре.
— Разве это не приятно? Приятно и прохладно?
— Послушай, Франсин…
— У тебя такие чудесные голубые глаза.
— У меня столько дел сегодня вечером. Мне нужно вернуться к своей работе.
— Тебе? Ты серьезно?
Рука ползет выше, кончики пальцев скользят под спортивные шорты.
— Эй!
Рука ретировалась. Глядя в глаза, Франсин произносит:
— Ты хочешь меня. Знаю ведь, хочешь.
— Не хочу. Честное слово. Но, всё равно спасибо.
В глазах женщины отражается боль.
Боль. Одиночество. Отчаяние.
— Мне жаль, Франсин, но…
Со звуком, который кажется частично рыком, частично всхлипом, Франсин бросается вперед. Бокал с пепси отлетает в сторону.
— Нет! Отцепись!
Губы. Влажные, неловкие губы. Кислый запах джина. Руки лихорадочно дергают за пуговицы, расстегивают рубашку. Хватают, ласкают, тискают.
Я не верю в это. Боже, я в это не верю!
Рот и
