Заря коммунизма (СИ) - Маргарита Вольная
— О, борщ! — довольно и очень быстро потёр ладошки Толик Карпов. Он локтями продрал себе дорогу к поварихе, а если кто-то не хотел пропускать, то показывал два маленьких, но очень крепких кулака.
Люда Новосёлова незаметно вздохнула и покорно приняла свою порцию, когда подошла её очередь. Она выбрала крайний столик с четырьмя стульями, нашла глазами своих девочек и кивнула на найденное место. Как только все оказались в сборе, Ириша, с аппетитом прихлёбывая борщ, тайно поделилась:
— Вы слышали, что Тоня Харитонова из 10 «А» отказалась идти в колхоз? А за ней и весь класс…
Людмила перестала дышать. Она удивлённо посмотрела на одноклассницу и сказала:
— Не может быть.
— Да может! Мне только что девчонки рассказали.
— Она поступила не подумав.
— Почему не подумав? — вмешалась Иванова, так и не притронувшись к борщу.
— Ты задаёшь странные вопросы, Маша! Колхозу нужны новые люди! — поспешно оттарабанила Люда. — А Тоня всех подвела!
— А это случайно не та девочка, которая шла на золотую медаль?
— Да, это именно она, поэтому ей должно быть стыдно вдвойне! — не унималась комсорг.
— То есть человек, который прекрасно учится и который может стать даже учёным, обязан терять целый год и идти доить коров? — резанула Иванова. Лида оторопело уставилась на неё, а потом криво улыбнулась и опустила глаза.
— Так пусть сначала отдаст долг…
— А кто сказал, что она должна отдавать долг? Да и кому? Колхозу? А даже если и должна, то почему именно так?
— Человек должен трудиться, Маша. Это правильно и почётно, — нахмурилась Новосёлова.
— Не спорю. Но почему он должен трудиться там, где не хочет?
— Он обязан хотеть.
— Ну а ему не хочется.
— Нет, хочется!
— Нет, не хочется, — твёрдо, но раздражённо сказала Иванова и чтобы чем-то себя отвлечь, поводила ложкой в борще.
— И ей дали плохую характеристику… — подкинула дров в огонь Ириша и наивно захлопала глазами.
— Ну и гады, — тихо произнесла Маша. — Человек всё равно не сможет проявить себя там, где ему плохо.
— Но в колхозе не плохо, — парировала Люда и с трудом проглотила последнюю ложку борща, от чего её лицо тошнотворно перекосило. — Просто нужно понимать, что ты делаешь полезное дело, на благо всех, тогда и желание появится. А она не понимает.
— А разве Тоня не принесла бы больше пользы, если бы пошла учиться, например, на врача? Сразу, после школы! И лечила бы твоих колхозников гораздо лучше, чем доила бы коров?
— У тебя в голове одна каша, — мягко, но всё же свысока ответила Новосёлова.
— А по-моему, не у меня.
Комсорг уже открыла рот, как повариха позвала получать второе неожиданно звонким и добродушным голосом, который никак не вязался с боевитой внешностью. Школьники вновь потянулись к раздаче, выстроив башню тарелок из-под первого.
Когда девочки вновь вернулись за стол, Маша расстроилась ещё больше. В серой тарелке лежала тушёная капуста с морковкой… Опять ненавистная капуста! Хорошо хоть не одна… Девочка откусила чёрный хлеб и разломила вилкой котлету.
— Тоня совершенно безответственный человек, — вдруг выдала мрачная Люда и в упор посмотрела на Иванову. — Она думает только о себе и совершенно не понимает, что благо всех зависит от каждого.
Маша решила промолчать и усиленно жевала котлету — так, на всякий случай, если язык решит сам заговорить.
Обед прошёл довольно быстро. Разомлевшие от сытости и жары школьники лениво поплелись на выход. Идти в поле никто не жаждал, и хотя ещё оставалось время на отдых, зелёная ширь из сорняков и кормовой свёклы настойчиво лезла в глаза.
— Валентина Михайловна, а можно на речку сходить? — громко попросила Ириша Сидорова, ожидая, что её поддержат другие.
— Вода ещё не прогрелась, — уклончиво ответила та.
— Ну Валентина Михайловна… Мы с ребятами уже на прошлой неделе ходили! Хорошая там вода!
Женщина колебалась. Множество горящих глаз взирало на неё с такой надеждой, что бедное сердце учительницы дрогнуло, она улыбнулась и согласно кивнула.
— Ур-р-ра! Идём на речку! — выкрикнули мальчишки из восьмого класса и гурьбой ломанулись по дороге.
— Только недолго! И подождите меня! Без меня никто в воду не заходит!
Неширокая речка Звонарёвка растеклась за невысоким холмом в стороне от колхозного поля. Она убегала вдаль за деревню, сужалась и терялась где-то на обочине леса. Её берега, местами густо поросшие рогозом, местами вытоптанные до жёлтой глины полого уходили в глубину. Кое-где росли бледные ивы с длинными изящными ветвями, кое-где застыла ярко-зеленая ряска, уходящая в осоку, а где-то круто обрывалась земля. Ребята кинулись к широкой полосе берега, как будто эта часть суши специально предназначалась для купаний, и резво поскидывали кто штаны, кто шорты, кто рубашки. Затем они гурьбой, с криками и хохотом, бросились в холодную речку. Девочки были поскромнее. Кто-то остался на берегу и смотрел на шалости хулиганов, кто-то устроился под ивой от палящего солнца, кто-то переоделся в заготовленный купальник и осторожно заходил во взбаламученную воду. Симпатичная фигуристая Ириша относилась к последним. Яркий купальник из оранжевых и жёлтых лоскутов красиво сидел на бледноватом теле. Толик Карпов, маленький юркий парнишка, сразу заприметил девушку, и хотя он беззаветно плескался с друзьями, не выпускал Сидорову из бокового зрения. Наконец он дождался и, когда та оказалась по колено в воде, с диким смехом облил её настоящей волной.
— Ах! — вдохнула не ожидавшая шалости Ира и тут же бросилась догонять хулигана. Но куда там! Толик был рыбой в воде, и поймать его мог разве что такой же, как он сам.
Маша Иванова стояла на небольшом возвышении, сложив руки на груди. Радости плескания её не вдохновляли, и она просто ждала, когда выйдет время. Новосёлова куда-то пропала, но это не обрадовало девушку. Теперь ей придётся быть настороже, чтобы случайно не попасться на глаза комсоргу. Было бы гораздо лучше, если бы она, Маша, могла видеть ту издалека и следить за её перемещениями.
— Ты не против, я тоже здесь постою? — проговорил мягкий голос учительницы. —
