Дэннис Крик - Судьба вампира

Он не понимал, в чем тут дело. Может, весь секрет был в старинном кинжале, который придавал ему столь нужные в бою храбрость и силу, и с которым он никогда не расставался?

Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на то, как Морелия скалится.

Пальцы ее вонзились в его плечи, когти пронзили плоть до крови. Из горла вырвался стон боли. Он встретил ее взгляд достойно, не проявив ни трепета, ни страха, и, как ему казалось, мог рассчитывать на схватку, но… отчего-то руки его не двигались, ноги стали ватными, а стук крови в ушах заглушил голос разума.

— Она ей не дочь, — губы натянулись, уголки их дрогнули.

— Не дочь? О чем ты говоришь?

— Он ищет ее… я знаю… он приходил сюда, спрашивал… пусть знает… ты расскажешь ему…

— Что я расскажу, Морелия? О чем мне ему рассказать?

— Магдалина всегда мечтала о дочери. И однажды она удочерила девочку по имени Анна. Она взяла ее из Приюта Святого Августина восемнадцать лет назад.

Тэо почувствовал, как испарина холодной пленкой сходит с его лба. Следующие его слова застряли в горле, ибо рука вампира сжала его шею с чудовищной силой.

— Ты расскажешь ему после своей смерти… все расскажешь…

В глазах поплыло, голова закружилась. Тьма сверкнула огненной вспышкой, и миг, отделяющий его от вечности, застыл на клыках вампира.

Морелия вздрогнула и осела на руках Тэо Брукса. Голова ее склонилась набок, тело обмякло. Орнан увидел рукоять серебряного клинка, торчащую из спины служанки. И услышал голос.

Я вовремя?

— Если бы не ты, меня бы уже не было в живых.

— Ты был бы вампиром. Значит, не судьба, — писатель попытался улыбнуться, но малейшие движения губ вызывали боль. — Не волнуйся, я попал точно в сердце. Она не выживет.

— Где ты был? Я потерял тебя.

— Извини, мне пришлось отвлечься. Но зато я нашел вот это, — Виктор положил руку на груду книг, лежащих на полу.

Они сидели в гостиной за большим обеденным столом, посередине которого стояли две горящие свечи. Они рассеивали мрак, царящий в помещении.

— Что это? — спросил Тэо, бросив взгляд на книги.

— Мои романы, — ответил Виктор.

— Это все твои романы? — Тэо удивился не только количеству книг (их было не менее трех десятков), но и тому, что писатель говорил о них без всякой гордости. Ему казалось, что о выращенных помидорах говорят куда как с большим восхищением.

— Да, но я хотел показать тебе не книги, а вот это, — писатель схватил верхний том, перевернул его и ткнул пальцем в заднюю обложку. Там, под аннотацией в левом нижнем углу притаилась маленькая фотография. С нее на читателя смотрело сияющее лицо молодого Виктора Мурсии. Черная шевелюра ниспадала на лоб, глаза блестели озорством, а улыбка на губах была еще далека от того, чтобы болеть.

— Здесь мне нет еще и тридцати, — мечтательно проговорил писатель.

— Я бы дал лет двадцать пять, — Тэо внимательнее всмотрелся в фото. — Только вот это портит все, — снимок был перечеркнут двумя жирными линиями, оставленными, по всей видимости, перьевыми ручками, ибо борозды от них глубоко вспахали глянец.

— Вот еще, — Виктор взял следующую книгу, перевернул. Точно такое же фото было испорчено идентичными царапинами. — И так на всех, — рука его легла на оставшуюся кипу книг.

— Ненависть, — Тэо покрутил увесистый талмуд.

— Что?

— В этом доме тебя ненавидят. Не спрашивай, я не знаю, с чем это связано, но, судя по всему, причиной могут быть твои романы.

— Неслучайность столкновения из той же серии…

— Она знала о тебе. Знала, что ты известный писатель. Только каким образом она узнала о том, что ты появишься в Менкаре? Это загадка.

— Я никому об этом не говорил. Даже Эдди не знал, — Виктор сделал глубокий вздох, настолько глубокий, что в груди отозвалась боль, которая мучила его несчастное горло.

— В этом городе живут одни критики.

— «Потерянный рай», — изрек Тэо, прочитав название книги.

— Один из самых известных моих романов.

— О чем он?

— О любви, как и все мои книги.

— Он датируется двухтысячным годом, — Тэо снова посмотрел на перечеркнутое фото. — Странно.

— Ты имеешь в виду, что на фото я слишком молод?

Тэо кивнул.

— Меня рано признали. В двадцать пять я уже был известен. Не многообещающим, а вполне состоявшимся автором. Мне нравилось посещать читательские клубы, давать интервью, участвовать в автограф-сессиях, одним словом, быть на виду.

— Со временем это прошло, — Виктор задумчиво смотрел на книгу в руках своего друга.

— Я всегда хотел, чтобы читатели запомнили меня вот таким, тридцатилетним, не старше. Поэтому до миллениума я отдавал в печать свои ранние фотографии. Потом я вообще отказался от того, чтобы мои фото печатали на обложках. Пресытившись славой, я потерял страх забвения. Глупец, совсем не боялся, что испишусь. Боялся только старости.

— Старости?

— Да, — Виктор закатил глаза. — Как и многие мечтатели, хотел оставаться вечно молодым.

— Что ж, желание забавное. Я забыл сказать тебе одну важную вещь. Знаешь, что перед смертью мне рассказала Морелия?

— Что?

— Она сказала, что Анна не родная дочь Магды Фабиански. Что она удочерила ее, забрав из приюта в девяносто втором году.

Мгновение писатель осознавал услышанное. Потом спросил.

— Как такое может быть? С чего она это взяла?

— Я склонен ей верить.

— Верить? Но почему?

— Какой резон ей лгать?

— Она всего пять лет работала на Фабиански… — Думаешь, этого мало, чтобы узнать правду?

— Не знаю, — Виктор замотал головой. — Я вообще уже мало что понимаю.

— Мы можем легко это проверить.

Как?

— Отправимся в приют. И если окажется, что Анна действительно была удочерена, мы выясним, где она может сейчас находиться. Наверняка девушка продолжает общаться с теми, кто ее туда определил.

— Ты знаешь, что это за приют?

— Спасибо Морелии. Это Приют Святого Августина, он находится в пятидесяти километрах от Менкара, в долине Абар у изумрудного леса Мортолео. Мы сможем доехать туда достаточно быстро. — Но смогу ли я дойти? У меня так мало сил… — Надо пытаться.

— Господи, почему все эти испытания выпали на мою долю? Чем я прогневал бога?

— А в том, что бог есть, ты успел убедиться?

— Я выдержу, — писатель стиснул зубы.

— Пятьдесят километров это не так много, мы сможем добраться туда еще до восхода солнца. Проблема в том, что все выезды из города наверняка уже блокированы полицией.

— И что нам делать?

— Будем надеяться, что пока они ищут только одного человека.