Евгения Грановская - Иероглиф смерти

– Значит, вот так?

– Значит, вот так.

Он ухмыльнулся:

– Зря. Вы еще придете ко мне за дозой.

Потом развернулся и зашагал прочь, выбивая ботинками из луж брызги. Маша склонилась над Корсаком.

– Глеб! Вы живы?

– Да, – ответил Корсак. Приподнялся на локте, сплюнул кровь и добавил: – Но, кажется, не совсем цел.

– Ай!

– Терпите. – Мария сполоснула платок в миске с водой и принялась за вторую скулу Глеба.

Он лежал на диване, головой на трех маленьких подушках. Лицо его было почти очищено от крови, но выглядел Корсак все еще скверно.

– Знаете, в детстве я мечтала стать ветеринаром, – сказала Мария, обрабатывая его лицо.

– И теперь решили, что настало время осуществить свою мечту? – Глеб попытался улыбнуться, но губы его были разбиты, и он поморщился от боли. – У вас неплохо получается.

– С собакой или котом мне было бы легче, чем с вами, – иронично заметила Маша.

– Почему?

– Потому что они не болтают.

– С этим не поспоришь, – согласился Глеб.

Мария отложила тряпку и потянулась за коробкой с пластырем.

– Не понимаю… – сказала она, вынимая пластырь из коробки. – Как вы могли так поступить?

– О чем вы?

– Почему дали этому мальчишке себя избить?

– Ну, во-первых, он не спрашивал разрешения. А во-вторых… вы же видели, какой он здоровый!

Мария аккуратно наклеила пластырь на распухшую переносицу Глеба.

– Вы не похожи на тех, с кем легко справиться.

Корсак хмыкнул.

– Я был бы рад показать ему свой знаменитый хук правой, но парень застал меня врасплох.

Мария чуть отстранилась и оценивающе оглядела лицо Глеба.

– Ну? – спросил он тихо. – Как я выгляжу?

– Отлично! Хоть сейчас под венец!

– Если с вами – я готов.

Мария чуть прищурила свои темные глаза, отчего лицо ее стало насмешливым и строгим одновременно.

– Не шутите так, – сказала она. – Я ведь могу и согласиться.

Глеб снова не удержался от улыбки.

– Хорошая из нас с вами получилась бы пара, – сказал он весело. – На улице меня калечат – дома вы меня лечите. Гармоничный брак.

– Я бы не дала вас в обиду, – с улыбкой заверила его Маша.

– Правда?

– Конечно. У меня есть огромный табельный пистолет.

– И вы умеете им пользоваться?

– А чего там уметь – берешь пистолет за ствол и бьешь противника рукояткой по голове. Как видите, все просто.

Маша хотела поправить пластырь, но Глеб поймал ее руку и поднес к губам.

– Не надо. – Мария мягко высвободила руку из его пальцев.

– Почему? – спросил Глеб.

– Это не приведет ни к чему хорошему.

Корсак приподнял бровь:

– Боитесь, что влюбитесь в меня?

– Может быть.

– Гм… А вы правы. Я бы не хотел, чтобы наши отношения превратились в скоропалительный, ни к чему не обязывающий роман.

– А у нас с вами есть отношения? – осведомилась Маша.

– Конечно. Вы спасли мне жизнь. Значит, теперь вы несете за меня полную ответственность. В каком-то смысле слова, вы теперь обязаны приглядывать за мной.

– Знала бы, что этим кончится, оставила бы вас истекать кровью на асфальте. Кстати, можете подниматься и идти домой.

Глеб сделал вид, что хочет встать с дивана, но скривился и снова опустил голову на подушку.

– Не могу, – жалобно произнес он.

Мария вскинула бровь:

– Почему?

– Кажется, у меня сломаны ребра.

– С вашими ребрами все в порядке.

– Правда? Но у меня и с ногой что-то не так. Должно быть, я подвернул ее, когда падал.

Мария пристально посмотрела журналисту в глаза.

– Не хотите уходить?

Он мотнул головой:

– Нет.

– Но вам все равно придется это сделать.

– Знаю. – Глеб шутливо поморщился. – И эта мысль приводит меня в ужас. Лучше скажите мне, Маша, у вас есть что-нибудь выпить?

– Выпить? – Взгляд Марии снова повеселел. – С вашими-то разбитыми губами?

– Я могу пить через трубочку, – заявил Глеб.

Мария засмеялась.

– Ну вы и проныра! Что ж, идея хорошая. Мне тоже надо снять стресс.

Она поднялась со стула и подошла к серванту, за стеклянной дверцей которого стояло несколько бутылок с разноцветными этикетками.

Вскоре Маша вернулась и поставила на журнальный столик два бокала и бутылку португальского портвейна.

– А трубочку? – напомнил Глеб.

– Ах, простите, забыла.

Мария, посмеиваясь, зашагала на кухню.

– Ничего смешного! – крикнул ей вслед Глеб.

Он сел на диване, взял бутылку и глянул на этикетку. Пожал плечами и констатировал:

– Не самый плохой вариант.

Вернулась Мария не только с трубочкой-соломинкой, но и с тарелкой, на которой лежали пластинки копченого мяса и горсть оливок.

– Решила, что так будет вкуснее, – прокомментировала она, пристроив тарелку рядом с бутылкой.

Глеб наполнил бокалы.

– Знаете, что сказал о портвейне поэт Сэмюэль Джонсон? «Красное вино – напиток для мальчишек, портвейн – напиток для мужчин».

Они выпили по глотку.

– Ну? – снова заговорил Корсак. – Вы мне расскажете про этого драчуна?

– Зачем?

– Вдруг он снова преградит мне путь. Информирован – значит, вооружен!

– Он драгдилер, – сказала Маша. – Проходил у меня по одному делу свидетелем.

Мария замолчала и снова поднесла бокал к губам. Глеб выждал немного, потом уточнил:

– И все?

– И все.

– И что же его заставило броситься на меня?

Она пожала плечами:

– Кто знает. Быть может, он принял вас за конкурента.

– Неужели я похож на драгдилера?

Мария засмеялась.

– Сейчас вы больше похожи на боксерскую грушу, над которой поработал Николай Валуев.

Глеб поставил бокал на стол, нагнулся к Марии и хотел поцеловать ее, но она отстранилась.

– Почему? – недоуменно спросил он.

– Не хочу ничего испортить.

– А с чего вы решили, что все испортится?

– А разве нет?

– В любом случае, я уверен, что рискнуть нам стоит.

– Правда?.. Что ж, может быть, вы и правы.

Она приблизила свое лицо к Глебу и нежно поцеловала его в израненные губы.

Глава 9

1

Дождь за окном превратился в настоящий ливень. Дождевые струи хлестали по оконному стеклу, отбивали дробь по жестяному подоконнику. Снаружи бушевала стихия, но шум дождя, как всегда, действовал умиротворяюще.

Он сидел в кресле, вытянув перед собой ноги и запрокинув голову назад, и слушал дождь. В шуме дождя ему слышался невнятный шепот, и в этом не было ничего странного. Ведь ОНИ только так и могут говорить с живыми – в шуме дождя, звоне падающей воды, шелесте листвы, скрипе половиц… И порою голоса их звучат более внятно, чем весь этот живой, многоголосый, отвратительный шум, который преследует человека с рождения до смерти.