Вестники - Маргарет Петерсон Хэддикс
– Дважды два четыре, – сказала Эмма. – Это факт. Это правда. Вода состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. Это тоже правда.
Мэр вновь рассмеялся:
– Задачки для детского сада. Неужели ты не знаешь, что даже наука становится… неоднозначной, если подняться повыше? Ну конечно, ты этого не знаешь. Ты ещё маленькая.
Эмма терпеть не могла, когда с ней говорили таким тоном. Ей захотелось крикнуть: «Я знаю, что такое квантовая физика! Я знаю про кота Шрёдингера![3] То, что сложно, не обязательно неправда!» Но Кона слегка ткнула её в бок, и Эмма промолчала.
«Хорошо, что он нас недооценивает, – подумала она. – Может быть, он не прибег ни к каким технологиям только потому, что мы кажемся ему безобидными – зачем утруждаться?»
Эмма пожалела, что не запаслась собственными бомбочками-вонючками, наполненными всем тем, на что у мэра была аллергия.
«Но этого недостаточно, – подумала она. – Мы не победим, если будем играть по его правилам».
Ей хотелось верить, что они ещё не проиграли. Она не могла в это не верить.
– Правосудие? Честность? – продолжал мэр, закатывая глаза. – Всё это такие трудноуловимые понятия. Что полезно мне, то и правосудие. Что я хочу сделать, то и честно. Даю вам слово – так думают все люди.
– Только не мои родители, – сказала Эмма, и одновременно с ней Кона выпалила:
– Только не мой папа.
– Мы так тоже не думаем, – добавила Эмма.
Мэр презрительно фыркнул.
– Мой папа погиб ради правды и справедливости, – продолжала Эмма. – Моя мама и папа Коны рисковали жизнью и были под арестом, потому что пытались спасти чужих детей. Они считали, что другая семья не должна страдать от изъянов вашего мира.
– Но это и твой мир, Эмма, – заметил мэр, издевательски улыбаясь. Затем он взглянул на Кону. – И ты тоже здесь, малявка. Похоже, ты сделала выбор.
– То, что делали наши родители, было не только ради правды и справедливости, – сказала Кона.
– Это было ещё и ради любви, – подхватила Эмма. – Всё, что делали наши родители, они делали из любви. Поэтому и мы сюда пришли.
Мэр покачал головой и злобно улыбнулся.
– Если бы родители по-настоящему любили тебя, Эмма, они бы следовали правилам, – произнёс он. – Они остались бы здесь, и держали рот на замке́, и делали то, что велят лидеры. И верили бы в то, во что лидеры велят верить. Твой отец был бы жив, если бы подчинился.
Эмме многое хотелось сказать мэру. Например, «Тогда моего папу замучила бы совесть!». Или «Вы ничего не знаете о любви, правде, справедливости и честности!». Или «Вы хоть сами себе верите?».
Но вдруг она заметила, что вокруг стало тихо. До сих пор она старалась не обращать внимания на гул гигантского экрана на стадионе. Но теперь стояла тишина.
На мгновение всё словно повисло в воздухе. Тишина ждала, когда её заполнят. А потом на стадионе послышался шум – но не из динамиков, которые обращались с одним и тем же сообщением ко всем присутствующим. Это были десятки, сотни, тысячи голосов, которые говорили одновременно…
Мэр поджал губы.
– Это сделал я, – сказал он. – Теперь, когда я вернулся, мы можем перейти к новым методам…
– Вы врёте, – перебила Эмма, а Кона воскликнула:
– Какая чушь!
Мэр повернулся к людям в тёмно-синей форме, которые выходили из туннеля у него за спиной.
– Охрана! – крикнул он. – Арестуйте этих девчонок! А потом и всех на стадионе!
Глава 55
Финн
Финн, Чез и обе Ланы устремились вслед за Рокки. Но на полпути гигантский экран вдруг замолчал.
– Что случилось? – спросил Финн.
Лана улыбнулась, и от этого её лицо преобразилось. Не будь они одеты по-разному – Лана в зелёном, другая Лана в фиолетовом, – Финн бы вообще их не отличил. Теперь они обе держались уверенно и решительно.
– Люди перестали обращать внимание на экран, – сказала Лана, – потому что они разговаривают со своими двойниками.
– Лана мне это объяснила, – добавила другая Лана. – Телевизоры становились всё могущественнее, потому что их смотрело всё больше народу. А теперь, когда люди от них оторвались…
– …Все телевизоры, в том числе и этот экран, выключились, – договорил Чез и со страхом посмотрел в сторону «Часов с кукушкой». – Значит, мэр тоже стал слабее?
– Надеюсь! – воскликнула Лана и улыбнулась ещё шире.
«И я надеюсь…» – подумал Финн.
Они спустились с лестницы и присоединились к толпе.
Двойников из лучшего мира можно было безошибочно отличить в каждой паре. Подросток в пляжных шортах, а не его собеседник в потрёпанном сером спортивном костюме. Девушка с розовыми волосами, а не та, что сутулилась и закрывала лицо капюшоном. Старик в футболке с надписью «Я ещё о-го-го!», а не тот, что сидел на земле, обхватив руками колени…
Финн видел врачей в халатах, байкеров в кожаных куртках. Мужчину в свитере с надписью «Гордый отец-одиночка». Женщину с шаром для боулинга в руках. Пожарного. Людей с загорелой и белой кожей… Они бросили всё и пришли на помощь своим двойникам, как только получили полный набор монет.
До Финна доносились обрывки разговоров:
– …и тогда я решил изучать философию, потому что мне стало интересно…
– …я подумала, что учить пятиклашек так весело…
– …я всегда мечтал открыть своё дело…
– …все твердили, что у меня ничего не получится, а я…
Это говорили люди из хорошего мира. А те, что казались нервными и запуганными, отвечали:
– …самый грустный день в моей жизни…
– …если бы только мне хватило смелости…
– …я страшно жалею…
Чем глубже Финн заходил в толпу, тем чаще слышал фразу, которую повторяли обитатели ужасного мира: «Значит, так было можно?!»
– Как тебе это удалось? Мне казалось, ничего нельзя изменить…
– Значит, и у меня бы получилось?
– Это и сейчас можно?
Финн повернулся и потянул Лану за руку.
– Это нечестно! – сказал он. – Двойники внушают людям из вашего мира, что измениться очень просто: взять и стать такими же, как они! Но у тебя не было таких возможностей, как у другой Ланы. Ты не могла поступать как она! Потому что жила в другом мире!
На самом деле он думал не про обеих Лан. Финн думал про маму и миссис Густано, про свою семью и про семью Рокки.
Они жили совершенно по-разному, и не только потому, что его мама и миссис Густано вышли замуж за разных мужчин. Грейстоунам всегда грозила опасность, им постоянно приходилось принимать
