Виктор Торчинов - Таинственная самка: трансперсональный роман

— Итак, вы, дорогой Константин Владимирович, выбрали грибочки… Псилоцибинчик, значит… Очень хорошо. Скажите, в каком виде грибочки вы предпочитаете: натуральные сушеные, порошочек или вытяжку с водичкой?

— Всегда просто ел сушеные. Но, пожалуй, попробую вытяжку. Наверно, эффективнее?

— Пожалуй, что да. Да и быстрее — жевать не надо.

— Прекрасно.

— Будете ли использовать ингибиторы МАО?

— А вы что посоветуете, Вячеслав Сидорович?

— Ну в вашем случае, пожалуй, я бы не стал. А ну их, эти ингибиторы! Думаю, что у вас и так все хорошо пойдет. Тем более что у вас были, помню, какие-то проблемы с аяхуаско, а там есть ингибитор. Да и давление у вас все-таки повышено… Так что лучше воздержимся.

— Хорошо, тогда точно воздержимся.

Я улыбнулся.

Ходоков достал из холодильника пузырек с черной жидкостью, которая оказалась тягучей и густой, налил ее в столовую ложку и размешал в стакане налитой из бутылки воды «БонАква» (без газа, конечно), размешал и протянул мне. Я медленно выпил содержимое стакана. Вода имела характерный грибной вкус.

— А теперь пожалуйте в постельку, Константин Владимирович!

Ходоков проводил меня в соседнюю комнату, где стояла удобная двуспальная кровать без одеяла, но с множеством подушек разного размера, уютный торшер, столик с кнопкой звонка и музыкальный комбайн.

— Вам какую музыку поставить? Рок или классику?

— Поставьте, пожалуйста, классику. Есть у вас какая-нибудь оратория помощнее?

— Странные у вас вкусы, милостивый государь! Обычно все предпочитают что-нибудь тихое и мелодичное, ансамбль Джеймса Ласта какой-нибудь или там Шуберта. И обычно без вокала.

— А я вот хочу с вокалом и погромче, такой уж я оригинал.

— Воля ваша, сэр. Сейчас поищем.

В результате были обнаружены «Месса» Баха и «Торжественная месса» Моцарта. Я выбрал вторую. Ходоков поставил CD, пожелал мне «приятного путешествия в миры иные» («Если что, звоните в звоночек») и покинул меня. Я удобно разлегся на кровати, расслабился, закрыл глаза и погрузился в музыку, растворяясь в мощном и гармоничном звучании хора. Обычно мне требовалось от получаса до сорока пяти минут, чтобы испытать психоделическое воздействие магических грибов.

На этот раз эффект стал заметен даже несколько раньше. Перед глазами поплыли цветные пятна, превращавшиеся в сложные переплетающиеся узоры и арабески. Потом они превратились в фигуры гигантского калейдоскопа, которые начали менять свои очертания, как в калейдоскопе настоящем. В центре этой калейдоскопической сферы вдруг образовалась воронка в виде сияющего гигантского сапфира, втянувшего в себя все остальные кристаллы. Мой нос ощутил благоухание лилий — очень интенсивное, почти удушающее, но невыразимо приятное.

Внезапно гигантский сапфир раскололся и его осколки сами превратились в исполинские сапфиры, расположившиеся в конфигурацию, соответствующую каббалистическому Древу сефирот; в центре Древа ослепительно сиял крупнейший из всех сапфиров, волшебный мерцающий свет которого, казалось, пронизывал собой всю вселенную. Из сапфира раздался громоподобный голос, прорекший: «Я Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Иисуса из Назарета и Саббатая Цеви. Я есмь тот, который Я есмь. Эхъе ашер Эхъе».

Вдруг аромат лилий сменился омерзительным зловонием жженой серы, адского жупела. Древо сефирот померкло, потускнело, а бывшие сапфиры засветились тусклым болезненным дымным светом. Затем Древо перевернулось, его вершина с сефирой Кетер оказалась внизу, а основание (сефира Малхут) — наверху. В центральной се-фире, бывшей прежде сефирой Тиферет, вдруг появилась отвратительно глумливая, мерзко щерившаяся физиономия с острыми ушами и козлиной бородкой. Физиономия гнусно захихикала и начала по очереди подмигивать мне то одним глазом, то другим. А потом вдруг произнесла странным, визгливо дрожащим и дребезжащим голосом: «Ну что, попался, братец Иванушка?!»

Дальше все померкло, и вдруг я увидел перед собой будто бы весь мир: небеса с бегущими по ним облаками, гонимыми стремительными порывами ветра, океан, вздымающий горы волн к самому небу, бескрайние просторы суши, и луну и звезды, и то, что за луной и звездами… И повсюду шла война, нескончаемый бой, вечное сражение, пиршество ратной брани. Все сражались со всеми, причем воюющие стороны постоянно менялись, и былые союзники оказывались противниками, а враги — друзьями. Светозарные боги боролись с титанами, окутанными дымным пламенем, рушились небесные дворцы, взрывались сверхновые звезды, коллапсировали вселенные… Люди с людьми и звери со зверями, звери с людьми и растения со зверями, ангелы с демонами и демоны с крылатыми радужными быками… При этом то демоны превращались в ангелов, то ангелы становились титанами, а боги — людьми. И каждый стан стремился уверить всех вокруг, и меня в том числе, что он сражается за Свет, а его неприятели — за Тьму. Увидев перед собой рыцаря в ослепительных зеркальных доспехах, я спросил его: «За что воюешь, воин?» Рыцарь ничего не ответил и растворился в пламени пожара дворца одного из Олимпийцев. Но тут голос пришел с небес, и этот голос прогрохотал: «За Великий Приз!» — «И что это за Приз?» — воскликнул я, боясь услышать ответ. И все же я услышал его: «Кундалини, кундалини, кундалини, Великая змея, спираль контроля, орудие власти и господства!»

Сцена Великой войны стала блекнуть и расплываться. Мой дух помчался над поверхностью земли. Я видел бескрайние пространства Евразии и бурлящий Тихий океан, Японские острова, подобные кусочкам затвердевшей смолы, упавшей в море с копья бога-прародителя, и Австралию, обе Америки и замерзшие безлюдные пространства Антарктиды. Мой взор проник в бездну Марианской впадины, и там я узрел Врага — существо чуждой и отвратительной природы, исполинский сгусток протоплазмы, ненавидящий все живое и обладающий мощнейшим, но совершенно запредельным нашему пониманию разумом. Враг ненавидел все и жадно интересовался всем, что лежало за пределами лишенных света пучин океана. Силой своего разума он посылал свои мыслеобразы, аватары злонамеренного любопытства, наверх, на сушу, где они шпионили и выслеживали ради его ненасытного интереса и его бескрайней ненависти. Это существо пока бездействовало, пока…

Снова все померкло. Раздалось церковное пение: «Но яко имущая Державу Непобедимую, от всяких нас бед свободи, да зовем ти: «Радуйся, Невесто Неневестная»». Бескрайнее лазурное пространство. И гигантская женская фигура в черном, кружевное платье; мантилья, веер, словно у королевы-махи с картины Гойи. Она отнимает веер от лица и поворачивается ко мне. Вместо глаз я вижу пустые глазницы, из которых льются слезы. Волна тоски и счастья, муки и блаженства. Я громко кричу и прихожу в себя.