Шарлотта Джей - Кости мертвецов

— Хитоло! Хитоло!

Носильщиков не было видно. По деревне бесшумно сновали люди, утопая ногами в стлавшемся по земле утреннем тумане. Стелла спустилась по лестнице.

— Хитоло!

Вашингтон вышел следом за ней.

— В чем дело? Чего вы хотите? — спросил он напряженным голосом. — Вам не удастся убедить их. Бесполезно. Они напуганы. Они что-то видели прошлой ночью.

— И что же?

— Неважно, — сказал он. — Они уже были настроены на встречу с чем-то страшным, и вот они чего-то испугались. Нельзя научить думать медведя. Может, это была птица или летучая мышь.

Из-за угла хижины появился Хитоло. Он остановился и посмотрел на них. Стелле показалось, что в глазах его поселилась тревога. Они беспокойно бегали и, казалось, готовы были вылезти из орбит, выпасть, будто глаза сломанной куклы.

— Почему они не хотят идти?

— Они пойдут, миссис Уорвик, — ответил он.

— Хочешь сказать, что они передумали?

— Да, миссис Уорвик. Они пойдут. Я скажу им, и они пойдут. — На его лице промелькнула самодовольная улыбка, но глаза оставались такими же настороженными.

Стелла взглянула на Вашингтона. Он стоял, прислонившись к косяку, и трудно было сказать, что он чувствует, облегчение или ярость.

— Хорошо, Хитоло, займись завтраком.

Он покачал головой.

— Они не хотят задерживаться здесь, синабада. Поедим по дороге. Но не здесь. — Стелла снова посмотрела на Вашингтона, ожидая разъяснений.

— Они боятся, — сказал он. — Они говорят, здесь ночью был колдун. Он может вернуться и забрать их вещи. Нужно идти, а через час устроим привал и позавтракаем.

Спустя четверть часа они вышли из деревни. Носильщики все еще казались испуганными. Они держались вместе, едва не наступая друг другу на пятки — по узкой тропе можно было идти только гуськом. Они перешептывались между собой и не переставали настороженно озираться по сторонам. Вашингтон шел вместе с остальными, а не впереди, как накануне. Он шагал за Стеллой и всякий раз, когда тропа расширялась, пристраивался рядом. Вчера он молчал, сегодня болтал без умолку.

В семь они устроили привал. Носильщики сидели поодаль и жадно ели, по-собачьи впиваясь зубами в пищу и не спуская глаз с деревьев. Завершив трапезу, они вырыли у дороги ямку и закопали объедки, плотно утоптав землю. Они спрятали в кустах консервную банку и забросали ветками, чтобы ее не было видно с дороги. Вашингтон закончил завтрак и сидел, наблюдая за ними.

— Зачем они это делают? — спросила Стелла.

— Опасно оставлять объедки. Если колдун найдет остатки вашей еды, он может использовать их в ворожбе против вас, так же как и любой предмет, который вы носили на теле.

Он говорил тихо, но голос его выдавал возбуждение. Стелла вспомнила, что так же звучал его голос во время их первой встречи, когда он говорил о вада из Эолы. Он верит во все это, подумала она, с любопытством разглядывая его, и он принимает это. Он чего-то боится, но жаждет встречи с опасностью.

Стало светлее, и она яснее видела черты его изможденного, осунувшегося лица. На виске у него пульсировала жилка. Его глаза не бегали по сторонам, как у туземцев. Они округлились, это были глаза загнанного зверя. Страх теперь жил в его сердце, а не в джунглях.

Она знала, что не должна испытывать жалости, но жалела его вопреки своим представлениям о справедливости. Даже самые злобные люди в минуту осуществления своего ужасного замысла вызывают жалость. Ее потрясло не само открытие — открытия теперь случались на каждом шагу, — но заключавшийся в нем парадокс.

Расставшись с иллюзией, что она любила Дэвида, она освободилась от навязанного им мировоззрения. Она думала о Марапаи, об Энтони и Треворе Найалах. Какими они были на самом деле? Ей казалось, что насчет Энтони она не ошибается, но Тревор оставался для нее загадкой. Она никогда не могла составить собственное представление о человеке, поддаваясь чужому, уже сложившемуся мнению о нем. Почему Дэвид кого-то любил, а кого-то недолюбливал? Теперь его отношение к людям казалось ей пристрастным, и она не понимала его. Она не понимала Дэвида, потому что никогда не знала его, а знала лишь его мнения. Возможно, он не был привязан к Тревору, но предпочитал, чтобы остальные думали иначе.

Она поняла, что все, с кем она была знакома, что-то скрывали от нее, пытались оградить ее от опасных откровений, потому что им нравилось в ней именно ее неведение. Всем, кроме одного человека, который единственный уважал ее настолько, чтобы обнаружить перед ней самые, как ему казалось, недостойные свои черты.

Носильщики сгрудились на дороге, выжидающе поглядывая на нее. Она обернулась посмотреть, готов ли Вашингтон выступить в путь. Он сидел на тропе спиной к ней. Сначала она не видела, что он делает. Он стоял на одном колене, голова его была опущена, локти дергались взад-вперед. Он счищал обуглившиеся кусочки картошки со своей тарелки в выкопанную в земле ямку.

У нее свело живот. Она была напугана и возмущена до глубины души, как будто увидела какую-то непристойность.

— Не надо! — вскричала она. — Не надо!

Вашингтон оглянулся и опустил голову. Руки в комках ила напоминали звериные лапы. Зрачки, скошенные в ее сторону, обведены каймой мутных кровавых белков. Он был похож на загнанного в угол пса. Стелла слышала его прерывистое свистящее дыхание.

— Это не для вас! — сказала она. — Оставьте это им. Это их мир. Они знают, что делать. Они знают все лазейки и хитрости. Но вы же цивилизованный человек! Не будьте дураком!

Он медленно выпрямился и повернулся к ней, опустив испачканные руки.

— Дураком! — повторил он и стиснул зубы, лицо его побелело. Он набросился на нее, словно был оскорблен до глубины души. — Дураком! Вы не знаете, что говорите. Только дураки остаются в живых! Цивилизованный человек! Да какая здесь цивилизация! О господи, мы в тропиках! Мы, можно сказать, стоим прямо на экваторе! Да будет вам известно, что здесь все живое — слизни, свиньи, рыбы, деревья, цветы, москиты, люди — все равны, и у всех равные права в борьбе за выживание! Может быть, вы воображаете, что для нас здесь пойдет снег только потому, что в наших жилах течет северная кровь? Это мы должны приспосабливаться к здешней жизни.

Он резко оборвал себя и начал утаптывать землю вокруг ямки. Стелла огляделась вокруг. Хитоло и трое носильщиков выжидающе наблюдали за ними. Они не останутся с нами, подумалось ей, они сегодня же сбегут.

Вашингтон какое-то время не разговаривал с ней. Она понимала, что он злится, поскольку его поймали за недостойным занятием и отчитали как мальчишку. Но когда они, пройдя около километра, вышли к берегу реки, где тропинка тонула в иле, он поравнялся с ней и пошел рядом.