Елена Гайворонская - Тринадцатый пророк
– Мы не дети! – рявкнул Фома. – И вполне можем отличить добро от зла и не поддаться искушению!
Собрание одобрительно загудело.
– Ни один из нас не способен на то, о чём ты говоришь, – сказал Матвей. – Мы знаем друг друга давно, вместе мы многое пережили. Но мы не знаем, откуда ты пришёл и зачем. Держишься в стороне, почти ничего о себе не рассказываешь, а то, что говоришь, нам кажется странным. Ты сеешь смуту. Ты для нас чужой. Может быть, тебе лучше покинуть нас?
– Но… – растерянно молвил было Петр, и смолк под тяжёлыми цепкими взглядами.
Я молчал. Наверное, они имели право так поступать со мной. Что я мог сказать в своё оправдание? Рассказать всё сначала? Но с какого? С момента моего рождения? С поездки? Со взрыва? Слишком долго и нереально. Кто из них мне поверит? Я и сам бы не поверил. К тому же было слово, данное мною Равви. И я не мог его нарушить. Что ещё? Только то, что мне внезапно стало очень жаль, потому что, как-то незаметно для себя самого я стал думать о своих случайных попутчиках как о товарищах, друзьях… Именно друзьях, которых у меня так давно не было… Как-то незаметно я всех растерял по дороге в никуда. Наверное, поэтому сейчас мне было больно.
– Я н-не согласен, – заикаясь от волнения, снова встрял Иоанн. – Не судите, да не будете судимы! Какое право мы имеем осуждать человека лишь за то, что он сказал вслух то, каждый думал про себя? Как вообще смеем судить? Кем себя возомнили? Мы должны были быть откровенны друг с другом, но трусливо молчали, не потому ли, что каждый из нас хоть на миг был близок к подлой и ужасной сделке, и боялся признаться в том даже самому себе? А он – нет. И теперь мы стыдливо отворачиваемся и его гоним прочь. Чем же мы лучше тех, кто гонит нас? Чем мы лучше тех, кто мечтает заставить Равви замолчать навсегда?! Мы просто лицемеры, вот кто!
Он оборвал свою речь так же неожиданно, как начал, на высокой срывающейся ноте, вытащил смятый платок и суетливо отирал взмокший от напряжения лоб.
– Ишь, писака, разговорился… – шутливо-уважительно произнёс Фома, похлопав Иоанна по плечу.
– А я согласен. – Выскочил осмелевший Петр. – Равви привёл его, он один из нас. И имеет полное право высказать свои сомнения.
И Андрей закивал согласно с братом.
– Он – хороший человек, – подал голос малыш Симон, подошедший чуть позже: всегда дольше всех полоскался на речке. Но именно его доверчивая поддержка тронула меня особенно. Едва сдержался, чтобы не потрепать его по светлой вихрастой голове. Так же безоговорочно воспринимал и поддерживал меня во всём Сашка…
– Устами младенца… – обронил Иуда-Фаддей, но по его тону было ясно, что он смущён тем, что заварилась такая каша. Покашлял в кулак. – Извини, погорячился. Мы все погорячились.
– Ничего, бывает.
Я пожал протянутую ладонь. Затем другую, третью…
– Уже встали? Похвально.
Равви. Так просто и, вместе с тем, неожиданно, как в кино, умел появляться только он. Не знаю, слышал ли он всё, что происходило до того мига, или нет.
– Почему у вас такие лица? – спросил он и сразу посмотрел на меня в упор.
– Рождали истину, – ответил я.
– Успешно?
– А вот сейчас узнаем. У тебя есть родственник, дядюшка, любитель золотых перстней с вот такими чёрными камнями? – Я показал размер на кулаке и в двух словах описал портрет незнакомца, которого я про себя называл чёрным человеком из ночи.
Глаза Равви сузились и из прозрачно-синих сделались тёмными, непроницаемыми, губы сжались в злую нить. Он оттащил меня в сторону и потребовал:
– Рассказывай.
– Я повстречал его ночью. Он сулил мне золотые горы, чтобы я выдал тебя властям.
– Он назвался моим родственником?!
– Дядей.
– Вот гад ползучий! – возмущённо выдохнул Равви. – Совсем обнаглел!
– Соврал, значит.
– Разумеется! Он всегда врёт, чтобы достичь своей цели. Для него все средства хороши.
– К твоему сведению, он побеседовал со всеми присутствующими. Ты знал об этом?
Равви обвёл озадаченным взглядом топтавшихся в нерешительности спутников, и те, словно уловив, о чём велась речь, потупились, низко опустили головы.
– Я ожидал, – ответил, помолчав. – Только надеялся, что, если это случится, они расскажут мне… Значит, ошибся. – Он тяжко вздохнул.
– И что же теперь?
– Они сами должны сделать выбор. Свой собственный свободный выбор. Это их высшее право. Я не стану им мешать.
– Этот выбор может стать для тебя смертельным! – выпалил я.
Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, а потом черты его смягчились, глаза посветлели, на губах заиграла грустная улыбка.
– Однажды мы с тобой говорили о смерти. Разве ты забыл?
– Ну, да, смерти не существует, есть Вечность, и всё такое… Но ты нужен здесь и сейчас, в этом мире, а не в какой-то Вечности!
– Боюсь, это не мне решать. – Равви дружески хлопнул меня по плечу. – Идём.
Я замолчал. Что оставалось? Нереальная сила духа этого парня вводила меня в ступор. Мы снова вышли к остальным, всё ещё спорившим и притихшим при нашем появлении.
– Послушайте, – Равви поднял раскрытую ладонь. – Несколько дней назад я привёл к нам этого человека, но тогда я не знал, разойдутся ли наши пути. А сейчас я хочу предложить ему стать одним из нас. Ты согласен?
Он посмотрел мне в глаза, и у меня заколотилось сердце, и всё задрожало внутри. Я отчаянно закивал.
Он поднял голову, пристально, не щуря глаз, посмотрел на солнце, прятавшееся за макушками деревьев. И через пару мгновений солнечный луч, пробившись сквозь листву, упал на его лицо, окутал солнечным дымом с головы до ног, а затем соскользнул на раскрывшуюся навстречу ладонь и замер, как большой светлячок.
– Вот, – сказал он, протягивая его мне, – возьми.
С глупо выпученными глазами и распахнувшимся ртом я неловко сложил ладони в лодочку, будто готовился принять текучую жидкость. Равви коснулся моих дрожащих рук, и я ощутил, как живое тепло перетекает ко мне из его пальцев. Несколько секунд оно светилось в моих ладонях, а затем погасло, но ощущение неведомой теплоты осталось, словно отныне я нёс в себе молекулу солнца.
– И что мне теперь делать? – Спросил я отчего-то шёпотом.
– Придёт время – поймёшь.
– Теперь ты точно один из нас. Здорово! – Толкнул меня в бок Петруха. – Надо отметить.
– Верно. – Пробасил Фома и двинул меня по плечу так, что оно загудело, и мне пришлось окрикнуть: – Полегче!
Остальные тоже не остались в стороне. Моё сердце колотилось, грудь то распирало, то сдавливало от нахлынувших эмоций, и мне отчаянно не хотелось думать о плохом. Гнал дурные мысли прочь: наверняка я смог, успел достучаться, и таинственный некто не совершит роковой ошибки и сделает правильный выбор. Они же отличные ребята. И историю вершим мы сами. Как мне хотелось в это верить!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});