Джон Харвуд - Сеанс

Я надеялась, что доктор Раксфорд к этому времени уже вернется в Лондон, но на следующий же день мы получили от Джона Монтегю письмо, в котором он приглашал всех нас на ланч у него дома через неделю: Магнус Раксфорд очень хочет познакомиться с Эдуардом и специально для этого приедет из Лондона. Джордж и Ада, к великому моему сожалению, были на этот день уже приглашены в другое место. Эдуард, разумеется, очень хотел пойти на этот ланч, так что мне пришлось рассказать ему, что доктор Раксфорд пытался лечить меня от головных болей, пришлось отвечать на его вопросы о месмеризме и объяснить, что лечение не удалось из-за того, что я такой плохой пациент. В день ланча я в последний момент притворилась больной и провела мучительно долгие часы одна в пасторском доме, пока, уже в сумерках, в возбужденно-радостном настроении не вернулся Эдуард.

— Значит, ланч удался? — спросила я. Мы вышли во «двёр» — посидеть под буком, который только начинал ронять свои листья; вечер должен был быть поистине прекрасным.

— Сам ланч — не совсем, он получился какой-то слишком разнообразный. Мы с Раксфордом сразу же крепко подружились — он совершенно замечательный человек, как ты и сказала, но Джон Монтегю вроде бы меня невзлюбил. Я этого не понимаю… Я ведь так хвалил его картину «Холл в лунном свете», но он просто никак не мог оттаять. Они очень жалели, что ты не могла прийти, особенно доктор Раксфорд, тут ты, знаешь ли, одержала полную победу, моя дорогая. После ланча мы с ним пошли на долгую прогулку вдоль берега, но Джон Монтегю отказался, и я уверен — из-за меня.

Но самое великолепное то, что, когда я глядел на картину Монтегю, мне в голову пришла идея написать целую серию этюдов Холла — это ведь замечательно зловещий сюжет, — как он переходит от дневного времени к ночи. Главной работой будет Холл в разгар грозы, освещенный грандиозной вспышкой молнии. Видишь ли, Магнус рассказал мне про исчезновение его дяди, и это произвело на меня огромное впечатление… Я так понял, что сейчас Холл, с точки зрения закона, в каком-то неопределенном состоянии, но он все равно должен в конце концов отойти Раксфорду. В любом случае, я все это с ним обсудил, и он говорит, что нисколько не возражает и что уладит все это с Монтегю; я спросил его, не знает ли он, почему Монтегю так против меня настроен, но он ничего не сказал, просто посоветовал не принимать близко к сердцу… Мне кажется, ты чем-то обеспокоена, моя дорогая, что-нибудь случилось?

— Нет, просто… Холл — несчастливое место, и так далеко туда идти…

— О, я же не собираюсь тащиться туда, а потом обратно, я сделаю все свои этюды в один присест — завалюсь спать где-нибудь в старой конюшне или еще в каком-нибудь таком месте… Раксфорд объяснил мне, как там все расположено. Я только надеюсь, мне выпадет хоть одна приличная гроза до того, как ночи станут слишком холодными. Тебе не стоит волноваться, моя милая девочка, я привык спать в суровых условиях, и я знаю, я чувствую — это поможет мне сделать имя и вдобавок быстро приведет нас с тобой к алтарю.

Эдуард потратил целую неделю — как мне тогда казалось, самую долгую в моей жизни — на этюды Холла. Ада была очень обеспокоена тем, что я так из-за этого волнуюсь, и несколько раз предлагала отправиться вместе в Монаший лес. Но я знала, что Эдуард терпеть не может, когда смотрят, как он работает; это выглядело бы как потакание суеверию; я боялась, что он примет меня за глупую истеричную девчонку; и, кроме всего прочего, хотя мне не хотелось признаться в этом даже самой себе, я опасалась, что мы можем встретить там Магнуса Раксфорда. Я не могла смириться с тем, что он знает обо мне больше того, что знает Эдуард: мысли об этом угнетали меня, словно между нами установилась преступная связь, и все же я не могла решиться рассказать Эдуарду (и даже Аде) о привидении.

А если бы я рассказала — какая была бы разница? Он назвал бы меня своей милой девочкой, сказал, что всему виною мое слишком яркое воображение, отвлек бы мое внимание поцелуями и весело зашагал прочь — к Холлу, откуда он вернулся в самом лучшем настроении, с внушительным рулоном этюдов под мышкой, и принялся за работу в своей мастерской. Погода оставалась по-прежнему прекрасной и, казалось, становилась все более теплой, хотя сентябрь уже шел к концу, под деревьями грудами лежали палые листья, а мои дурные предчувствия постепенно рассеивались, пока Эдуард наконец не объявил, что закончил первое полотно.

Я достаточно наслушалась про Холл, чтобы ожидать летучих мышей, кружащихся в сумерках над покосившейся башней, но небо над верхушками деревьев было бледно-голубым, почти безоблачным, пронизанным просвечивающими полосами и завитками кремового тумана. Все в этом небе предвещало идиллический дневной пейзаж, но вовсе не совпадало с тем впечатлением, которое создавал сам замок. Солнечный свет словно подчеркивал темноту наступающего на дом леса, углублял тени в оконных рамах. И каким-то образом, хотя я никогда не видела самого здания, его пропорции казались чуть-чуть смещенными, будто я глядела на него сквозь воду.

— Я и сам им очень доволен, — сказал Эдуард, выслушав наши поздравления, — и очень надеюсь, что и Магнусу Раксфорду он понравится. Он опять в Олдебурге — я разве вам не говорил? Вчера я получил от него записку: он пробудет здесь, самое малое, еще неделю.

— Отлично, — откликнулся Джордж. — Нам надо еще раз пригласить его пообедать у нас — и Джона Монтегю тоже, разумеется.

— Да, в самом деле, — сказал Эдуард, тогда как мы с Адой обменялись безнадежными взглядами, — я уверен, моя дорогая, ты сможешь очаровать мистера Монтегю и он сменит гнев на милость. — Он рассказал Джорджу и Аде о холодности к нему Джона Монтегю; Джон объяснил это завистью к таланту Эдуарда и к тому, что он свободно располагает временем для занятий живописью, но я боялась, что виной тому может быть еще и мое странное сходство с покойной женой мистера Монтегю.

— А мне не хотелось бы, чтобы он приходил, — сказала я. — С какой стати приглашать его, если он был так с тобой неприветлив?

— Ну, это было вовсе не так уж явно, — ответил Эдуард. — Я предпочитаю укреплять дружеские связи, а не рвать их. И кроме того, я не хотел бы упустить шанс повидать Магнуса.

Приглашение на обед, назначенный через пять дней, было должным образом отправлено в Олдебург, заставив меня еще более горько сожалеть о том, что я вообще упомянула о посещениях. Однако на следующий же день, когда я сидела в тени вяза, пытаясь сосредоточиться над книгой, которую читала, я услышала хруст подков по гравию и увидела Магнуса Раксфорда, одетого как бы для охоты, который спешился у наших ворот. Ады с Джорджем дома не было, я понимала, что мне следует встать и поздороваться с ним, но я не двинулась с места, и через минуту он скрылся из вида, пройдя ко входу в дом. Шли минуты, Хетти все не являлась, чтобы меня позвать, и я сообразила, что он, по-видимому, спросил Эдуарда, так что я ждала, чувствуя себя крайне неловко, что меня с минуты на минуту позовут, пока наконец снова не появился Магнус. Он перешел на другую сторону дорожки, ни разу не взглянув туда, где я сидела, ловко вскочил в седло и ускакал прочь, вверх по холму.