Наталья Александрова - Шкатулка Люцифера

– Вот уж спасибо! – пробормотала Агриппина, оглядевшись по сторонам и зябко поежившись.

На улице не осталось ни души, но сами окрестные дома смотрели на незваных гостей подозрительно и неприязненно, и оставаться здесь в одиночестве наверняка небезопасно. Кроме того, Агриппине было любопытно узнать, что там, за забором.

– Ну, тогда пролезайте внутрь! – Старыгин придержал доску, пока его спутница пролезала за забор.

Щель оказалась довольно узкой, но она все же ловко протиснулась, не проронив и слова, чтобы не дать Старыгину возможности высказаться по поводу лишнего веса. Впрочем, он был человек воспитанный и не позволил бы себе никаких намеков. Тем более что лишних килограммов у Агриппины никогда не водилось.

Сам Дмитрий Алексеевич пролез в щель с большим трудом. Перед любой другой женщиной ему стало бы очень неудобно, к Агриппине же он не испытывал никакого личного интереса, да и она на этот раз не смотрела на него насмешливо и не делала едких замечаний. Так что все обошлось.

Наконец оба они оказались по ту сторону забора, на окружающем причудливое здание пустыре, припорошенном снегом, из-под которого торчали горы строительного мусора и прочие признаки развала и запустения.

По узкой кривой тропинке Старыгин пересек заснеженный пустырь. Он предложил своей спутнице руку, но та, как обычно, фыркнула и пошла самостоятельно. При этом чуть не подвернула ногу на скрытой под снегом колдобине, но все равно предпочла удобству независимость.

Через несколько минут они стояли на высоком полуразрушенном крыльце, перед дверью, крест-накрест заколоченной досками.

– Куда вы меня привели? – проворчала Агриппина. – Вы же видите – здесь никого нет, и даже дверь забита…

– Не верьте своим глазам, – ответил Старыгин. – Это бутафория, призванная отпугнуть незваных гостей.

С этими словами он изо всех сил заколотил в дверь кулаками.

На его стук никто не ответил, и Агриппина уже начала накаляться. Она в который уже раз подумала, что зря теряет время и что уже давным-давно следовало вернуться домой, к своей собственной жизни с ее трудностями и заботами.

Тем временем Старыгин снова принялся колотить в дверь.

На этот раз за дверью послышались шаркающие шаги и глухой старческий голос проговорил:

– Проваливайте! Ничего здесь для вас нет!

– Аристарх Васильевич, мне нужно с вами поговорить! – крикнул в дверь Старыгин. – Откройте, пожалуйста!

– А мне не нужно, – ответили изнутри, однако заржавленный засов все же громко брякнул, и с жутким скрежетом дверь отворилась. При этом приколоченные к ней доски нисколько не помешали – как и сказал Старыгин, их прибили исключительно для маскировки.

В темном проеме стоял высокий, широкоплечий старик в валенках и отороченной облезлым мехом безрукавке. На носу у него было пенсне с расколотым стеклом, в правой руке – топор.

В целом старик выглядел фантастически и вместе с тем внушительно, как будто перенесся в наше время из первой четверти прошлого столетия. Это впечатление несколько портила робко жавшаяся у его ног кудлатая маленькая собачонка, испуганно поглядывающая на гостей и тонко поскуливающая.

– Кто такие? Что надо? – строго произнес старик и свободной рукой поправил пенсне.

– Я – Дмитрий Старыгин из Эрмитажа, а это – моя ассистентка. Нам хотелось бы взглянуть на несколько гравюр из вашего собрания… это очень нужно нам для работы…

– Ничего не знаю! – рявкнул старик и шумно, часто задышал, лицо его побагровело. – Мое собрание гибнет, и никто ничего не делает! А когда вам что-то нужно, вы сразу вспоминаете о старике Сперанском! Ничего не знаю, проваливайте, молодой человек! Нет у меня никаких гравюр!

Он попытался закрыть дверь перед носом у посетителей, но покачнулся, выронил топор и задышал с хрипом и сипением, как испорченная фисгармония. Собачонка тонко завизжала и заметалась, то убегая в глубину дома, то возвращаясь к хозяину.

Агриппина бросилась к старику, подхватила под локоть, усадила на подвернувшийся ящик и принялась массировать кисть левой руки.

Старик сперва попытался оттолкнуть ее, вырвать руку, но через минуту дыхание его выровнялось, лицо разгладилось, он успокоился и взглянул на молодую женщину с благодарностью.

– Смотри-ка ты, отпустило… – проговорил он удивленно. – Где вы этому научились, мадемуазель?

– Неважно, – отмахнулась Агриппина, чтобы не портить игру Старыгина. – А вам нужно непременно показаться врачу. У вас стенокардия, и очень запущенная.

– Эти современные врачи… – поморщился старик. – Что они понимают… и потом, милая барышня, моя болезнь называется не стенокардия, она называется старость! Самая гнусная болезнь из всех, которые Бог придумал на нашу голову!

– Глупости! – отрезала Агриппина. – Люди списывают на старость нежелание заниматься своим здоровьем!

– Ладно, это неинтересный разговор! – отмахнулся старик. – Так что вы хотели посмотреть?

– Старые немецкие гравюры, – проговорил Старыгин, почувствовав, что ситуация изменилась в его пользу. – Особенно из Северной Германии – Любек, Гамбург, Ганновер…

– Ладно, так и быть! – Сперанский поднялся. – Пойдемте в мою библиотеку…

– Подождите немного, – попыталась остановить его Агриппина. – Вы еще не вполне оправились от приступа…

– В моем возрасте ждать – самое глупое занятие. А когда я вполне оправлюсь – придется звать патологоанатома, – и старик зашагал в глубину дома.

Верная собачонка жалась к его ногам, настороженно поглядывая на гостей, которые едва поспевали за Сперанским.

– Значит, я – ваша ассистентка? – прошипела Агриппина, как только Сперанский отвернулся от них.

– Ну это же для пользы дела! – примирительно проговорил Старыгин, поддерживая спутницу за локоть. – Кстати, спасибо – вы замечательно справились. Если бы не ваши профессиональные навыки, он бы нас, скорее всего, выпроводил…

– Удивительно, как вы это заметили! – саркастически промолвила женщина. – Кстати, я это сделала вовсе не ради вас. Просто, если вы помните, я врач, приносила клятву Гиппократа и не могу спокойно смотреть на страдания больного человека…

Она свысока взглянула на Старыгина и продолжила:

– Все-таки вы мне так и не сказали, что это за странное место? Куда вы меня привели?

– Это – библиотека морского картографического управления, – тихо ответил Старыгин. – Еще до революции ее перевели в этот особняк из прежнего помещения. Этот дворец принадлежал барону Крузенштерну, одному из родственников знаменитого мореплавателя. Барон был картографом, детей после него не осталось, и он завещал свой дворец картографической библиотеке.