Магазин работает до наступления тьмы 2 - Дарья Леонидовна Бобылёва
Рация в полицейской машине, иногда невнятно что-то цедившая, вдруг спросила игривым женским голосом:
— Коль, ну что, хурму тебе брать? Ко-оль?.. — и, резко зашипев, выключилась.
Сейчас приедут другие, испугался Славик. Сейчас они ворвутся во двор с сиренами, огнеметами и автоматами, чтобы выяснить, почему Коля не берет хурму. Первым желанием Славика было бежать куда глаза глядят, но он помнил, что там, в подвале, откуда больше не доносилось ни звука, осталась Матильда. И он не может ее бросить, потому что она не бросила его, хотя могла бы давным-давно, еще в осколке, где обнаружился Гречневый рынок. Где она отдала в залог свое сердце, потому что им нужно было убежище. Славик не знал, когда именно это случилось, но на каком-то витке происходящего безумия они с Матильдой стали составлять общность под названием «мы».
И тогда он спустился в подвал.
***
Славик упал в забытье с мыслью «Я знал, что все закончится плохо», а оказался в старой родительской квартире тихим разморенным вечером. Столы и стулья снова были высокими и внушительными, как в детстве, из-под плотных штор выбивались золотистые прядки солнечного света. Мама с бабушкой ушли, и домашнее задание делать не нужно. Пахнет малиновым вареньем и чаем, приятная слабость разливается по телу — наверное, Славик болел, но теперь выздоравливает. Мир суетится за шторами, спешит по утрам в школу, получает замечания в дневнике и дерется на продленке, но его это не касается. Славик таял в блаженной тишине, как обломок глазури от эскимо, случайно упавший на нагретый паркет. Но при этом он весь превратился в слух, в этом тишайшем месте ему был необходим какой-нибудь звук, он предчувствовал его, как долгожданный звонок по домофону или ощущаемый даже не ухом, а нутром хлопок подъездной двери далеко внизу, означающий, что мама вернулась с работы и скоро поднимется наверх.
— Слушай внимательно, крум, — скрипнул паркет. — У нас мало времени.
— Матильда, боже, Матильда! — Славик упал на колени, прижался щекой к рассохшимся половицам. — Ты живая!
— Конечно, куда я денусь. Слушай внимательно. Дойди до конторы. В кафе напротив будет ждать господин Канегисер. Ты сразу его узнаешь. Кафе «Крыжовник», запомни, «Крыжовник». Господину Канегисеру снилось крыжовенное варенье. Он все объяснит. У Хозяина почти не осталось времени. Женечка доведет тебя. Как будешь уходить, открой склянку. Я уже ничем не могу помочь.
— Иди со мной, Матильда! Я… я не справлюсь. Я себя выдам. Мне страшно! Я даже не умею бить людей…
— Кадавр почти умер. Когда ты выпустишь частицу, меня, скорее всего, вышвырнет из вашего мира. И даже если я найду дорогу обратно — что может здесь гахэ без кадавра? Качнуть ветку, пройтись рябью по экрану… Я не Женечка, у меня и голоса нет. А найти кого-то достаточно распахнутого, да еще и в этом осколке… Вряд ли здесь проводят спиритические сеансы. Хозяина упразднят, его надо спасти.
— Пожалуйста, идем вместе… Залезай в меня! — выпалил Славик, ощутив острое желание одновременно рассмеяться от нелепости сказанного и расплакаться от ужаса перед тем, что он предлагает.
— Ты меня впустишь?..
В тишине было слышно, как на кухне отчаянно бьется о стекло муха. А в голове Славика бились мысли: что я творю, «Духоскоп», огонь, меня сожгут, как когда-то жгли на площадях вопящих еретиков, вот почему я так боюсь огня — в этой самой квартире по бабушкиному телевизору, укрытому кружевной салфеткой, я когда-то увидел фильм про Джордано Бруно и сидел потом на диване оцепеневший, пружина продавленного дивана впилась в ягодицу, а я сидел и не мог встать…
— Не бойся, крум, — шелестели шторы. — Я буду жить в твоей памяти. Спрячусь в самые давние, стертые воспоминания. А ты обо мне забудешь. Ты себя не выдашь, потому что не будешь знать. А я-то думала — зачем Женечке понадобилось загонять нас в этот подвал? Женечка выбирает наилучшие варианты. Сверху виднее… Все будет хорошо. Ты просто дойдешь до кафе, встретишь господина Канегисера и будешь его слушаться. А когда придет время, ты позовешь меня. Просто скажешь: Матильда.
— Матильда…
— Поторопись, крум. Здесь время течет куда медленнее, но оно уходит. Сейчас ты проснешься и все забудешь. Кафе. Господин Канегисер. Матильда.
И хрустальные бокалы в бабушкином буфете зазвенели от крика, похожего на звук тормозов поезда:
— Проснись!
***
Славик вышел из подвала, аккуратно прикрыл за собой дверь, чтобы не стукнула. Улыбнулся своему чумазому отражению в окне пустой машины со странной надписью на боку, достал платок, стер непонятно откуда взявшуюся сажу с носа и лба. И, перед тем как отправиться в путь, прошептал на удачу, как учила бабушка в свой недолгий период духовных поисков:
— Ангел мой, иди со мной, ты впереди, я за тобой.
Мерцали светофоры, подмигивали вывески, указывая дорогу покороче. Солнце припекало голову. Все было очень хорошо. Славик шел по важному делу вроде визита в МФЦ: ответственно, но не страшно, ему нужно просто явиться и подождать, пока специальные люди все решат за него и устроят в лучшем виде. Потом он купит себе за старания пива на вечер — нет, пива не надо, оно кислое и горькое. Славик слегка удивился: он любил пиво, оно никогда прежде не казалось ему кислым или горьким, — но эта странная мысль, похожая на воспоминание о воспоминании, когда вдруг чувствуешь какой-то запах или видишь отражение своего носа в чашке, из которой пьешь, и силишься понять, о чем тебе это напоминает, что приходило тебе в голову в какой-то другой раз, когда пахло так же и ты созерцал свои ноздри на мокром донышке, озадаченный внезапным осознанием собственной телесности, — эта мысль тут же улетучилась. Ему нужно было держаться подальше от людных мест — просто чтобы никто и ничто не отвлекало от приятной, почти праздной прогулки, — но иногда люди все равно попадались навстречу. Это были славные люди, очень дружелюбные, и они непременно помогли бы, если бы Славику это вдруг потребовалось. Но это ни к чему, не было даже необходимости спрашивать дорогу — его вели надписи на стенах и объявления, кивающие деревья и поливальная машина, которая щедро поила пересохший асфальт. «Все будет хорошо!» — подбодрил его нагретый солнцем