Дарья Беляева - Маленькие Смерти
Мильтон смотрит на меня, чуть склонив голову набок. Наверное, он не слышит того, что я говорю. Наверное, мои слова заглушают души, поглощенные Грэйди и орущие теперь у него внутри. Интересно, как Грэйди не свихнулся? Может быть, он свихнулся? А как не свихнуться моему дяде? Я вдруг обнимаю его колени и чувствую, как сильно меня трясет, и понимаю, что я плачу, только без слез, сухими, болезненными спазмами.
Будь Мильтон Мильтоном, он дал бы мне подзатыльник, погладил бы по голове, назвал бы тряпкой и слюнявчиком, что угодно. Но сейчас он сидит неподвижно, слушая голоса умерших давным давно людей, их вопли и плач.
Меня трясет еще некоторое время, я чувствую, как в горле что-то сжимается и разжимается, и кажется мне, что это мое сердце. Когда в детстве, было мне лет семь, я спросил у Итэна, что значит умереть, он сказал мне представить клетку с птичкой, и вот если клетка упадет и разобьется или кто-то откроет дверцу, птичка вылетит. Но с ней, на самом деле, все будет в порядке, а вот клетку можно будет выбрасывать.
Поэтому я не боялся смерти, по крайней мере в детстве. Я всегда думал о себе, как о той птичке и не видел боли в том, чтобы однажды умереть. Жить хорошо и прекрасно, но и в смерти нет ничего страшного.
А сейчас, обнимая колени Мильтона и вздрагивая от бессмысленных, болезненных рыданий, я вдруг думаю, можно ли отпустить птичку, которую любишь больше жизни? Что будет, если мы не спасем Мильтона? Мне не приходит ответов и даже вопросы у меня такие глупые. Я втягиваю носом воздух, говорю:
— Хорошо. Нечего распускать сопли, слюнявчик.
Прислонившись лбом к колену Мильтона, я повторяю себе:
— Хорошо, хорошо.
Но ничего хорошего нет.
— Я люблю тебя, — говорю. — Поэтому я пойду заниматься делом. Я как-то слышал, что так поступают взрослые, ответственные люди. Надо и мне тоже попробовать.
Впрочем, оказывается, что совершенно зря я спускаюсь вниз, ведь внизу ад. Все говорят наперебой, кроме Итэна, с таким увлечением изучающего пол, будто на нем изображена как минимум невиданная доселе редакция «Энума Элиш».
— К сожалению, — говорит папа без какого-либо сожаления. — Нам придется убить Доминика.
— Ах, какая потеря для общества — киллер-психопат! Что нам теперь делать, чтобы ее восполнить? — смеется Мэнди.
— Если только попробуете тронуть моего внука, я уничтожу вас всех.
— Старческим проклятьем? — спрашивает Мэнди.
— Воинствами Папы Римского? — спрашивает Райан.
— Возможно, — отвечает Морин неопределенно. — Но вообще-то даже в том случае, если вы убьете Доминика, предположим, что вам это удастся — Мильтон тоже умрет, как сообщил нам Грэйди.
Данная деталь сразу же в некоторой степени остужает пыл папы и Мэнди по поводу убийства Доминика. Я вижу, как под столом они на секунду хватаются за руки, переплетают пальцы, движением в равной степени любовным, родственным и отчаянным.
— Если мы не найдем другого выхода, нам придется попробовать. Зоуи утверждала прямо противоположное.
— Зоуи, с большой вероятностью, подстрекает вас попытаться его убить, — пожимает плечами Морин.
— Где твоя прелестная дочурка, кстати говоря? Ты знаешь?
— Нет, у меня не было видения насчет того, куда они пошли дальше. По крайней мере, домой они не вернулись.
Домой, это в катакомбы? Ох уж эти христиане!
— А ты чего улыбаешься? — спрашивает меня Морин.
— Простите, — отвечаю я машинально.
— Не делай замечания моему сыну, — шипит Мэнди.
— Успокойтесь, леди, мы здесь не для того, чтобы ссориться!
— Заткнись, Райан!
— Сама заткнись, Мэнди!
— Мой брат вас что вообще не воспитывал?
То, что начиналось, как переговоры или нечто отдаленно на них похожее, постепенно превращается в балаган, и тогда Итэн говорит:
— Вуду?
— Ты тоже обезумел? — спрашивает папа.
— Нет, — говорит Итэн и повторяет уже с менее вопросительной интонацией. — Вуду.
— Вы еще более отвратительные нечестивцы, чем я о вас думала, — вздыхает Морин.
— Еще одно библейское слово в адрес нашей семьи, и я действительно взбешусь!
— Мэнди!
И тогда Итэн вдруг делает то, чего от него не ожидал не только я, а наверное даже Господь Бог. Итэн ударяет ладонью по столу, и все замолкают разом.
— Спасибо, — говорит Итэн так же мягко, как обычно. — Я имею в виду, что вуду — религия, сосредоточенная на обожествленных духах предков. Если воспринимать обряды определенной религии, как язык магии, один из многих, то это именно тот, что нам нужен. В вуду есть довольно много обрядов для изгнания и пленения Петро-лоа, злых духов первопредков. Как минимум трое из нас настоящие медиумы, умеющие пользоваться этим в реальности, а значит обряд будет иметь силу. Я не очень хорошо знаю лянгаж…
— Ну я, к примеру, даже не знаю, что это такое, — говорит Мэнди.
— Язык богослужения в вуду, — отвечаем мы с папой одновременно. И я продолжаю:
— Вообще-то Итэн прав. Я знаю вуду.
— Я тоже!
— Итэн?
— Итэн?!
И только Морин не выражает никакого удивления, видимо, потому что кредита доверия к нам у нее нет.
— Я же лингвист, мне нужно быть образованным всесторонне. Кроме того, я всегда завидовал Райану и Мэнди, хотел тоже чему-то научиться.
— Тогда вот он, твой звездный час, вперед, — говорю я. Для меня самого вуду — неплохое хобби, но не скажу, чтобы я занимался этим когда-либо настолько серьезно, чтобы спасать с его помощью свою семью.
Итэн смущенно смотрит в пол, потом вздыхает с видом каким-то неуверенным и тоскливым.
— Дело в том, что обряд сопряжен с некоторыми трудностями.
Папа вскидывает брови, вздыхает:
— Серьезно? Большие трудности, чем потеря наших родственников?
— Нет, не большие, но… Во-первых для обряда нужны будут все потомки Грэйди. Сложность, которая ожидает нас уже на стадии подготовки — найти Морриган и уговорить Ивви. Мэм, — он обращается к Морин, и мы с Мэнди не выдерживаем, фыркаем. — Вы уверены, что мы единственные потомки Грэйди Миллигана?
— Абсолютно точно уверена, — говорит Морин таким тоном, что я не сомневаюсь, если еще потомки у Грэйди Миллигана и были, то они в могиле. Спрашивать, впрочем, не решаюсь.
— Это все облегчает, — кивает Итэн. — Вторая сложность — место. Обряд должен проводиться в святом месте, идеально, разумеется, святом для всех участников.
— Может просто постелим ирландский флаг? — спрашивает Мэнди.
— Или сядем вокруг телевизора, — говорю я.
— Вы довольно невыносимы. Я предлагаю кладбище — святая земля для Морриган и Морин, и не менее важное место для нашей семьи, хотя и по-другой причине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});