Наталья Александрова - Последний ученик да Винчи

Через полчаса, миновав площадь Пилотта, по улице Луккези Маша подошла к знаменитому фонтану Треви. Вокруг фонтана толпились многочисленные туристы, любуясь морскими конями в упряжке Океана, блеском и сверканием падающей воды, бросая в фонтан мелкие монеты, чтобы еще раз вернуться в Вечный город. Тут же смуглые мальчишки ныряли в фонтан за этими монетами.

Среди шумной разноязыкой толпы Маша с трудом нашла Старыгина. Реставратор сидел на балюстраде фонтана, пригорюнившись, далекий от окружающего его вечного праздника. Увидев Машу, он оживился и вскочил ей навстречу.

— Ну как, вы догнали его?

— Догнала, но вернуть дневник не удалось, — призналась Маша и подробно рассказала о своих приключениях.

Когда она дословно пересказала подслушанный разговор, Дмитрий Алексеевич насторожился:

— Как вы сказали? Где она оставит тетрадку?

— Кажется, она сказала — возле Шейх Эль Палада. Понятия не имею, что это такое.

— Может быть, возле Шейх Эль Балада? — уточнил Старыгин.

— Да, точно. А это вам что-нибудь говорит?

— Конечно. Это одна из самых древних египетских статуй, она датируется Древним царством. Статуя деревянная, изображает египетского сановника или жреца, но когда рабочие откопали ее, они сказали, что деревянный человек очень похож на их сельского старосту, Шейх эль Балада. Так это название и закрепилось за статуей.

— Значит, завтра мы должны в половине третьего караулить возле этой статуи! Я непременно должна вернуть дневник деда! Где, кстати, находится этот самый Шейх?

— В Каире, в Египетском музее, — с горечью ответил Старыгин. — Так что вряд ли мы туда попадем…

— Ничего себе! — лицо у Маши разочарованно вытянулось. — В Каире? Но это ничего не значит! В Каир — так в Каир! Вполне можно успеть!

— Вряд ли. — Старыгин еще больше помрачнел. — Нас наверняка караулят в аэропорту, полиция повсюду разослала наши приметы. Кроме того, хочу вам напомнить, что у нас почти не осталось денег.

— Денег… — протянула Маша. — Вот это — действительно проблема! А вы помните, что нам сказал Антонио по поводу бумаг из дедушкиной ячейки?

Она подхватила Старыгина под локоть и потащила к обшарпанной двери с призывной надписью «Обмен валюты».

В тесной комнатке с кондиционером скучал немолодой охранник. За окошечком из пуленепробиваемого стекла сидел мужчина лет сорока с круглой плешью и печальными темными глазами. При появлении клиентов он заметно оживился.

— Вы говорите по-английски? — осведомилась Маша.

— А как же? — ответил тот с легким, едва уловимым акцентом. — Менять валюту и не говорить по-английски! Я вас умоляю! И по-английски, и по-французски, и по-немецки, и по-голландски, и по-испански тоже… что вам нужно поменять, мисс? С тех пор, как ввели евро, у меня стало гораздо меньше работы. Только американцы со своими долларами… но вы ведь не американка, правда? Впрочем, это меня не касается! Так что вам нужно поменять?

— У меня не совсем простой случай. — Маша понизила голос и наклонилась к самому окну. — Можете вы поменять вот это?

Мужчина внимательно посмотрел на протянутую ему облигацию и снова перевел взгляд на Машу, придирчиво оценивая ее внешний вид и одежду.

— Вы знаете, что это такое? — надменно проговорила Маша.

— Еще бы! Я знал, что это такое, еще тогда, когда вы играли в кубики и читали книжку про Пиноккио! Что это такое! Я вас умоляю! Может быть, вы думаете, что я никогда не слышал про банк Ротшильдов? Так вот я про него слышал! Единственное, чего я не знаю — это откуда у девушки в такой куртке могут быть облигации Ротшильдов! Впрочем, меня это тоже не касается.

— Я попала в сложную ситуацию. — Маша еще понизила голос, покосившись на охранника. — Мне нужно продать такую облигацию. А может быть, даже две. Вы не поможете мне?

— Мисс! — мужчина повысил голос. — Вы видели табличку над моей дверью? Может быть, там написано «Монтгомери-банк»? Или «Лионский кредит»? Или «Кредит Агриколь»? Нет? Там написано «Обмен валюты»! Мисс, я вам обменяю доллары, или фунты, или иены, или швейцарские франки, может быть, если вы меня уговорите, я обменяю даже китайские юани, но это — совсем другое! Это не валюта, мисс! Это не мой профиль!

Старыгин, который стоял у Маши за спиной, тяжело вздохнул и проговорил:

— Ничего не выйдет! Пойдемте отсюда! Это с самого начала была неудачная идея!

— Дмитрий Алексеевич, — Маша обернулась к нему, — пойдите, погуляйте пару минут, я тут как-нибудь сама!

Затем она снова наклонилась к окошку и продолжила:

— Это лучше любой валюты! Доллар падает, евро падает, иена держится из последних сил, а облигации Ротшильдов с каждым годом только дорожают! Вы же это прекрасно знаете!

— Значит, вы русские? — мужчина за окошечком тяжело вздохнул. — Так я и думал! С соотечественниками всегда проблемы! Я сам родом из Одессы… там когда-то меня звали Витя, сейчас меня зовут Витторе… вы когда-нибудь бывали в Одессе? Вы видели, как там цветут каштаны? Вы знаете, какие там красивые девушки? Впрочем, это меня тоже больше не касается. Ваш друг пошел пройтись? Это правильно, гулять по воздуху очень полезно для здоровья. Марко! — он высунулся из окошка и окликнул охранника. — Пойди тоже немножко погуляй по воздуху, мы с мисс будем немножко предаваться воспоминаниям! И не забудь на всякий случай запереть за собой дверь, чтобы нашим воспоминаниям никто не помешал.

Как только дверь за охранником закрылась, маленький гигант больших финансов уставился на Машу и произнес:

— Ну?

— Что значит — ну?

— Сколько вы хотите за эту мятую бумажку?

— Это не мятая бумажка. Это полноценная облигация банка Ротшильдов, и вы прекрасно знаете, что она стоит никак не меньше десяти тысяч долларов.

— Это когда вы подъезжаете ко входу в банк на «Мерседесе» с шофером, и вам открывает дверь швейцар в ливрее, и вы одеты в костюм от Валентино, и управляющий банка здоровается с вами по имени, потому что хорошо знал еще вашего покойного папу — тогда это действительно стоит десять тысяч. Может быть, даже двенадцать. А когда вы приходите в обменник на виа Луккези, и на вас куртка за двадцать евро из дешевой лавки для туристов, и вы неизвестно где взяли эту мятую бумажку, да к тому же вы русская — тогда Витторе говорит: четыре тысячи, и ни лиры больше.

— Семь тысяч, — твердо ответила Маша.

— Четыре с половиной.

— Шесть, или я ухожу. Вы что, думаете, в Риме один-единственный обменник?

— Пять, только потому, что я вспомнил одесские каштаны. В Риме много обменников, но никто, кроме Витторио, с вами не станет даже разговаривать!