Избави нас от зла - Холланд Том

Она посмотрела на Роберта и добавила шепотом:

— Видите, до какой низости можно легко довести смертного?

Роберт нахмурился.

— Что вы имеете в виду, Миледи? — спросил он, очень медленно выговаривая слова.

Она не ответила и направилась к Годолфину, цокая каблучками по мраморному полу. Он съежился и застонал под ее пристальным взглядом. По мере ее приближения причитания Годолфина становились все более отчаянными, он принялся покрывать поцелуями и смачивать слезами подол ее платья. Некоторое время Миледи терпеливо сносила их, но вскоре отвернулась с брезгливым вздохом.

— Вышвырните его, — сказала она Лайтборну. — Он омерзителен в своем сумасшествии.

— Нет! — крикнул Годолфин и разразился громкими рыданиями.

— Нет! — послышался новый вопль, и Годолфин пополз к Лайтборну.

Он схватил его руку и принялся покрывать ее безумными поцелуями.

— Не прогоняйте, — причитал он, — не гоните от вас, вы мне обещали, пожалуйста!

Лайтборн пожал плечами.

— Но Миледи не потерпит вашего присутствия, вы же видите.

— Нет, нет, пожалуйста!

Годолфин обратил взгляд отчаяния на Миледи, которая усаживалась на стул, продолжая наблюдать за ним. Ее пунцовые губы раскрылись, но она не произносила ни звука. Все ее внимание сосредоточилось на приведении в порядок своих юбок, а затем она дала знак Роберту сесть рядом с ней.

Лайтборн схватил Годолфина за волосы и потащил по полу к двери. Казалось, тот никак не может набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы продолжить свои стенания, вымолить позволение остаться.

— Ничего, — внезапно взвизгнул он, — ничего я вам не дам! Ничего!

Лайтборн рассмеялся.

— Но у вас и нет ничего, что вы могли бы дать.

Нечленораздельные возражения Годолфина утонули в новом приступе рыданий.

— За исключением… — решил продолжить свою мысль Лайтборн, но сделал паузу и нахмурил брови, — за исключением вашей жены.

Рыдания Годолфина стихли; он тупо таращился на Лайтборна с открытым ртом.

Лайтборн наклонился над ним, чтобы заглянуть в глаза.

— Куда она упорхнула?

Ответом ему было бессмысленное бормотание.

— Клянусь, — сказал Лайтборн, сверкнув взглядом, — я поступлю с этой ведьмой по справедливости. Ну?

Он жестом указал на дверь и потребовал:

— Вы слышали мои условия. Отправляйтесь и вытащите ее из убежища. Тогда я смогу решить, позволить ли вам здесь оставаться.

Он бросил взгляд на Миледи и ответил на ее молчаливый вопрос:

— Все равно нам потребуется ливрейный лакей.

Роберт смотрел на него, не веря собственным ушам.

— Вы не можете вышвырнуть его, словно нищего, из собственного дома.

— Я поступлю так, как нравится мне, — холодно ответил Лайтборн. — Вы забываете, что теперь это не его, а мой дом.

Он снова взглянул на Годолфина.

— Ну, вы еще здесь? — повысил он голос, указывая на дверь. — Марш! Притащите ко мне эту шлюху.

Годолфин съежился; на мгновение в его взгляде появилось смущенное волнение, но он поднялся на ноги и тяжелой походкой покинул зал. Роберт прислушивался к эху его шагов в холле; потом хлопнула входная дверь, и воцарилась тишина.

— Что вы сделаете, — спросил Роберт, пристально вглядываясь в выражение лица Лайтборна, — если он вернется со своей женой?

— Миледи! — возвысил голос Лайтборн, но придал ему тон уставшего от объяснений наставника. — Ваш домашний любимец явно снова обращается в христианство.

— Что вы сделаете? — снова потребовал ответа Роберт и тоже возвысил голос.

Лайтборн ухмыльнулся.

— Заставлю ее любить меня. Думаю, этого будет достаточно для реванша.

— Что вы имеете в виду?

— Вы действительно не догадываетесь?

— Лайтборн! — одернула его Миледи, поднимаясь со стула.

— Теперь слишком поздно, — ответил Лайтборн. — Ему уже пора знать.

— Знать что? — спросил Роберт.

— Ну, примерно то же, что вы знаете о солнце. Любовь моего сорта ослепляет всех, на кого она обращает свой взор. Говоря прямо, — Лайтборн вонзил взгляд в глубину глаз Роберта, — она низводит их до умопомешательства. — Он широко улыбнулся и добавил: — Таков удел всех, кого мы любим, без исключения.

— Всех?

— Всех, — прошептал Лайтборн. — Всех, кроме вас.

Роберт оглянулся на Миледи, оставшуюся стоять возле стула, с которого она поднялась. Черты ее лица застыли, взгляд был непроницаемым. Он направился к двери, за которой только что исчез Годолфин, и бросился за ним, окликая по имени. Миновав холл, юноша выбежал из дома на аллею Мол Сент-Джеймсского парка, но она была пуста. Роберт не увидел этого лишенного крова человека ни в том, ни в другом ее направлении. Он стал вглядываться в оставленные в природной первозданности заросли парка. Годолфин мог раствориться только в них, подумал Роберт и разглядел ряд экипажей возле края зарослей, а потом заметил двоих людей, появившихся из-за деревьев. Они шагали рука об руку и дружно смеялись. Один из них возился со своими бриджами. Оба забрались в карету, которая сразу же тронулась с места после короткого щелчка кнута. Мальчик проводил карету взглядом и снова стал всматриваться в темноту парка. Она оставалась непроницаемой, несмотря на первые лучи всходившего на востоке солнца. Роберт сомневался, отважится ли он войти в такую темноту, и одновременно гадал, что обнаружит в ней, если все же наберется смелости, что может с ним там случиться.

— Как можно знать, — задал он вопрос вслух, — что кто-то из них не доведет меня до состояния Годолфина?

— Я не доведу вас до этого.

Роберт обернулся. В двух-трех шагах позади него стояла Миледи. Она не пыталась подойти ближе.

— Похоже, — заговорил, усмехнувшись, Роберт, — я попал в западню с двумя незавидными возможностями выхода. Либо мне уготован удел… стать… таким же, как Годолфин; либо вы станете любить меня, не уничтожая, что послужит верным признаком печати дьявола, которой я заклеймен.

Она едва заметно склонила голову.

— Но я не говорила, что это печать дьявола.

— Почему это не может оказаться ею?

— По той же причине, по какой я уверена, что моя любовь вас не уничтожит.

— Тогда расскажите об этой причине и мне.

Миледи разомкнула губы, словно намереваясь говорить, но сделала паузу и отрицательно покачала головой.

— Думаю… Нет.

Она снова заставила себя замолчать и только сокрушенно покачала головой.

— Вы не сможете понять, — едва слышно прошептала наконец Миледи. — Однако нынче ночью… все, что говорила Маркиза… Меня одолевала тревога, Ловелас, обуревал страх потерять вас…

— Но почему это должно заботить вас? — спросил он. — Вас, у кого есть все остальное?

— Дело… — начала говорить Миледи, но осеклась.

Ее лицо омрачила тень неизбывного страдания. Наконец, словно исповедуясь в самом страшном грехе, она прошептала:

— Дело в одиночестве.

Роберт сверлил ее взглядом и впервые отчетливо понял, что она старается не смотреть ему в глаза.

— Расскажите мне, — гораздо мягче, чем прежде, попросил он.

— Это неправда, — заговорила Миледи после новой продолжительной паузы, — что наша любовь уничтожает всех смертных. Есть такие… дети такого сорта, какой была я… которые могут выдержать любовь таких существ, как мы, и не сойти с ума… — Она вяло пожала плечами и, помолчав, добавила: — За это они, конечно, и вознаграждаются особо.

— Тогда почему же вы не подыскали одного из них?

Миледи по-прежнему избегала его взгляда.

— К ним трудно подступиться, — быстро ответила она. — Но даже они…

— Что?

— Даже они… — повторила Миледи и на этот раз подняла взгляд.

Роберт увидел сияние ее глаз, ее раскрывающиеся красные губы.

— Они несравнимы с вами, — вымолвила она с внезапной решимостью. — Потому что рядом с вами… Как вам объяснить?.. Я будто вовсе не вампир. Я чувствую себя смертной. Я не могу читать в вашем разуме… Но ваши эмоции… Я чувствую, что понимаю их. Ваши страхи, ваши страсти, ваши радости…