Избави нас от зла - Холланд Том

Она опять рассмеялась и не прекращала свой издевательский смех, даже видя, что Миледи буквально кипит от ярости.

— Елена, — вмешался Лайтборн и крепко схватил Миледи, заметив, что она стала заносить руку для удара, — нам пора уходить.

Глаза Миледи еще пылали яростью, но Роберт видел, что этот пламень превращается в лед.

— Да, — задыхаясь, заговорила она наконец, но на этот раз ее дикция вновь стала четкой, как прежде. — Думаю, вы правы.

Она резко повернулась, задевая полами плаща пол, и стала поспешно спускаться по лестнице. Лайтборн задержался в дверном проеме, чтобы отвесить Маркизе иронический поклон.

— Надеюсь скоро снова увидеться, — сказала Маркиза, помахав на прощанье рукой. — Со всеми вами.

— Непременно увидимся, мадам Маркиза, — заверил Лайтборн, галантно улыбнувшись, и вместе с Робертом последовал за Миледи.

Всю дорогу, пока они переправлялись через Темзу и усаживались в карету, ярость Миледи казалась Роберту настолько страшной, что он не осмеливался заговорить с ней. Последовав ее примеру, он стал просто вглядываться в темноту ночи за окном, но не переставал недоумевать. Что такое, отличающее его от остальных смертных, она увидела в нем? Почему они с Лайтборном предпочитали таить от него это свое открытие?

Он окинул обоих холодным взглядом. Миледи по-прежнему смотрела в окно, но Лайтборн встретился глазами с мальчиком, и его тонкие губы искривились в улыбке.

— Я не в состоянии прочесть ваши мысли, — сказал он, — однако уверен, что вас волнует все тот же вопрос.

— Тогда ответьте мне: Маркиза говорила правду, когда заявила, что я ношу печать дьявола? Много ли ей известно?

Лайтборн пожал плечами.

— Вероятно, ничего.

— Ничего?

— Трудно определить, что Маркиза знает, а что ей неизвестно.

— Почему?

— Она полна амбиций.

— И каковы они?

— Надо ли говорить? — Лайтборн холодно улыбнулся. — Она верит, что в ее силах измерить границы Вселенной и раскрыть глубочайшие тайны ада.

Роберт зажмурился. В его воображении возник Стонхендж, окруженный мертвецами.

— Разве они еще не раскрыты? — прошептал он.

Лайтборн снова пожал плечами.

— Сомневаюсь. Тадеуш всерьез заразился амбициями Маркизы, но она всегда обещает больше, чем может дать.

— Что вы имеете в виду?

Улыбка медленно сползла с лица Лайтборна. Он устремил взгляд в непроглядную даль ночи.

— Маркиза обладала… — заговорил он тихим голосом, — нет, слово «обладала» тут не годится. Маркиза обладает бесконечным умением соблазнять тех, кто, как она чувствует, способен оказаться достойным ее могущества, рассказывая о некоем незримом мире духа, который такая якобы достойная личность может сделать своим. — Он помолчал, задумавшись, и на его губах заиграла едва заметная улыбка. — Несомненно, именно так она впервые пленила меня, потому что я тоже когда-то был горд без всякой меры. Маркиза подзадоривала меня, нашептывая о мире, где знание может быть бесконечным, о пелене, скрывающей его от взора смертных. Раздувшись от высокомерия и до отвала насытившись золочеными обещаниями Маркизы, я попросил ее сорвать пелену с моих глаз. Она не заставила просить дважды. Она наделила меня даром — проклятием — своего племени. Но лишь когда было уже слишком поздно, когда я стал, подобно ей, вампиром, мне открылось, что она лгала.

— Лгала? — переспросил Роберт, посмотрев на него полным изумления взглядом. — Но вы стали обладать великим могуществом.

— И не получил никаких ответов, — возразил Лайтборн, повернувшись к мальчику. — Потому что, вопреки заявлениям мадам Маркизы, никакого бесконечного знания нет. Нет. Его нет, даже если пелена сорвана. И поэтому вампиры, так же как легковерные смертные, какими все они были в прошлом, продолжают восхищаться черной магией и мечтают проникнуть сквозь границы ада. Они, конечно, дураки. Из прежнего опыта им следовало бы уразуметь, что ада нет, нет дьявола, нет никакого духа, который управляет миром. Истина заключается в том, что нами правят жестокость и случай, нечестивые прихоти и бессмысленная Вселенная. Для них, однако, невыносима мысль, что нам суждено быть такими одинокими. Вот они и молятся дьяволу в аду, надеются, что Он может наделить их своим могуществом, если только они найдут Его, если еще одна пелена будет сорвана с их глаз.

— И все же, — пробормотал Роберт, — Фауст что-то вызвал.

Он тронул рукой живот: ему почудилось онемение где-то глубоко внутри, как раз против того места, куда Маркиза прикладывала ладонь.

— Он что-то вызвал. И теперь, хотя я не могу себе это никак объяснить, мне приходится носить клеймо этого чего-то.

Миледи, уже некоторое время пристально наблюдавшая за ними, внезапно прошептала:

— Нет никакого определенного доказательства, что это клеймо было поставлено существом, которое вы видели. Нет вовсе никакого доказательства.

— И тем не менее на мне есть какое-то заклятье? Я действительно не похож ни на одного из смертных, с которыми вы знакомы?

Миледи бросила взгляд на Годолфина. Он сразу же стал трястись и дергаться, подобно спящему животному, которое тревожат плохие сны.

— Ни на одного, — согласилась она.

Почти робко, словно удивляясь самой себе, она прикоснулась к плечу Роберта. Мальчик решительно стряхнул ее руку. Миледи тут же сжала пальцы в кулак, и очень крепко; потом медленно, будто не веря, что такое возможно, распрямила пальцы. Она тихо рассмеялась, разглядывая свою руку.

— Вот видите, как вы на меня действуете. Такая сила, — она снова бросила взгляд на Годолфина, — не может быть заклятьем. Нет. — Миледи помолчала, а затем повторила: — Это не может быть заклятьем.

Характер движения кареты дал Роберту почувствовать, что они едут по мощеным улицам. Он взглянул в окно и увидел деревья Сент-Джеймсского парка, едва тронутые первыми лучами рассвета. Он снова посмотрел на Миледи: она сверлила взглядом Годолфина, который лежал, скорчившись, на полу кареты и хныкал. Взгляд Миледи был немигающим и непривычно свирепым, а ее красота, как показалось Роберту, стала красотой Медузы, устрашающей тех, кого она околдовывает, чтобы превратить в камень. Годолфин припал губами к туфле Миледи; она пинком отшвырнула его, отвернулась к окну и крепко вцепилась руками в раму, вглядываясь в темноту парка. Она не отвернулась от окна, даже когда лошади стали замедлять шаг.

Лайтборн склонился к ней и сказал:

— Мы приближаемся к нашему новому дому. Неужели вам не интересно взглянуть, что я для нас подыскал?

Она по-прежнему не отрывала взгляда от окна, даже когда карета совсем остановилась. Роберт и Лайтборн выбрались из нее и остановились, ожидая пока спустится Миледи.

— Ну, как? — спросил Лайтборн, жестом привлекая ее внимание к особняку Годолфина. — Что вы об этом думаете? Не хотите ли утопить меня в своих благодарностях?

Миледи молча подняла взгляд и направилась к парадному входу. Так же молча она миновала холл и вошла в обеденный зал. Оглядев его, она наконец заговорила:

— Это открывает определенные возможности.

— Я рад, — откликнулся Лайтборн, сухо поклонившись. — Может быть, теперь вы соблаговолите отказаться от этого вашего вздорного юмора.

Миледи не ответила. Она продолжала оглядывать помещение.

— И все это, — спросила она, остановив взгляд на Годолфине, — принадлежало ему?

— Вы же знаете, — ответил Лайтборн, — что я всегда хорошо подбираю любовников.

— Он отписал это вам?

— Да, отписал.

— Итак, тот, кто имел так много, не имеет теперь ничего, и по собственной воле.