Ольга Морозова - Веер (сборник)

— Счёт у меня есть, а паспорт зачем? — Леонид Иванович сделался вдруг подозрительным.

— Договор оформим, как положено, по все форме. Паспорт ваш нужен, мой вот. — Пётр Иванович протянул Леониду Ивановичу кусок картона. — Можете изучить.

Леонид Иванович вперился в документ. Полистал, всмотрелся в фотографию. Ничего особенно, обычный паспорт. Он отдал документ владельцу.

— Устраивает?

— Вполне. Где договор?

— Сейчас, сейчас. — Пётр Иванович засуетился, открыл ящик массивного стола из редкой породы дерева, достал лист бумаги, что-то быстро вписал и протянул Леониду Ивановичу. — Вот, читайте.

Леонид Иванович опустил глаза на строки. Документ был коротким и гласил буквально следующее: «Я, Пётр Иванович Иванов, сдаю принадлежащее мне тело сроком на 1 месяц Бамбурову Леониду Ивановичу со всеми вытекающими отсюда последствиями». Далее шли подписи договаривающихся. Леонид Иванович насторожился.

— А что это за последствия? Уточнить бы…

— Да Господи помилуй! Какой вы подозрительный… Имеется в виду, что вы будете выдавать себя за меня, и пользоваться всем, чем я имею. Ну, и обязанности у вас будут соответствующие — мои. Про обязанности я вам всё рассказал. Есть ещё парочка никчёмных, но это уж сами разберётесь. Я вас ни к чему не принуждаю. Можете ничего не делать. Ходите по саду и кормите золотых рыбок. Скажите, что у вас депрессия…

— Ладно. — Леонид Иванович махнул рукой. — Ручку дайте.

— Вот, берите, — Пётр Иванович протянул Бамбурову ручку. Тот на секунду замешкался, но поставил решительный росчерк пера. Чернила были красными. Леонид Иванович удивлённо уставился на хозяина тела. Тот развёл руками.

— Так положено, любезный. Тут уж ничего не поделаешь. Да и смотрится гораздо лучше, — он поставил с другой стороны договора подпись и убрал договор в стол. — Сейчас деньги переведу. Давайте счёт и паспорт. Вот мой, возьмите. А ваш у меня побудет, уж не взыщите. Так куда деньги переводить?

Леонид Иванович назвал свой родной банк и счёт. Пётр Иванович постучал пару минут по клавиатуре компьютера, и, довольный самим собой, позвал Леонида Ивановича.

— Можете позвонить в банк. Деньги на счету. Вот телефон. — Пётр Иванович подвинул к Бамбурову аппарат. Тот снял трубку и набрал номер. Операционистка Алла сняла трубку, и Леонид Иванович попросил её проверить свой счёт. По сдавленному возгласу Аллы и звуку падающего предмета, Леонид Иванович понял, что его не обманули. Он терпеливо ждал. Алла сдавленным голосом, граничащим с истерикой, сообщила, что только что на его счёт поступил ровно миллион долларов. Леонид Иванович положил трубку. Сказка превратилась в быль.

— Ну что, голубчик, довольны? — Пётр Иванович потирал руки.

— Вполне… — Леонид Иванович был шокирован.

— Вот и славно. А теперь давайте выпьем по этому случаю по чашечке кофе с коньячком! — Пётр Иванович дёрнул за шнурок старомодного колокольчика, раздался тихий звон, и Леонид Иванович хмыкнул про себя. Но его ирония оказалась напрасной. Буквально через пару минут дверь распахнулась, и мужчина в строгом костюме и белых перчатках торжественно внёс на вытянутой руке поднос с двумя чашками и небольшой причудливого вида бутылкой. Он бесшумно приблизился, поставил поднос на стол и так же бесшумно удалился.

Когда дверь закрылась, Пётр Иванович, лихорадочно блестя глазами, налил в тончайшие фарфоровые чашки жидкости из бутылки, и протянул одну чашку Леониду Ивановичу. Тот взял чашку за крохотную ручку двумя пальцами, боясь разбить, и осторожно отхлебнул напиток. Вкус был очень необычным, но приятным. Жидкость подействовала на Леонида Ивановича расслабляюще. Ему вдруг стало жарко, и он начал расстёгивать верхнюю пуговицу на рубашке. Пётр Иванович заботливо подставил Бамбурову стул, на который тот опустился не без облегчения.

— Вкусно? — Пётр Иванович с беспокойством обмахивал Леонида Ивановича платком.

— Вполне. — Леонид Иванович в подтверждение слов отхлебнул парочку приличных глотков, а потом выпил всю чашку.

Пётр Иванович медленно пил свою, поглядывая время от времени на гостя, который сидел красный, словно рак.

— Вам жарко? — Пётр Иванович заботливо склонился к Леониду Ивановичу. — Что-то вы выглядите неважно…

— Да… жарковато… перенервничал должно быть… неожиданно всё как-то…

— Согласен. Ну, успокойтесь, голубчик. Посидите, остыньте… а я у окна постою, полюбуюсь напоследок…

Бамбуров кивнул и закрыл глаза — жар внутри нарастал…

Когда Леонид Иванович открыл глаза, он обнаружил себя лежащим в постели на чёрном шёлковом белье. Он опустил взгляд на свою руку и увидел, что она одета в красную шёлковую пижаму. Сочетание цветов его озадачило, и он снова закрыл глаза, надеясь, сам не зная, на что. Ему вдруг пришло в голову, что если он снова заснёт, то проснётся в своей постели. Да что говорить, ему этого почти хотелось. Но ощущение прикосновения шёлка к коже не проходило, и, поворочавшись ещё около получаса, Леонид Иванович решил вставать. Нельзя же в конце концов валяться в постели целый день, пусть и в шёлковой.

Кряхтя, Леонид Иванович поднялся с кровати, отметив, что кости хрустят, и встать удалось с трудом. В глубине необъятной комнаты он заметил зеркало и пошаркал к нему. При этом ему едва удавалось волочить ноги. «Старый индюк что-то подмешал в кофе, — подумал Леонид Иванович вяло и зевнул, — ну да что теперь-то». Он подошёл к зеркалу и молча уставился на то, что там отражалось. Сначала ему показалось, что зрение его подводит, и он сощурил глаза, чтобы лучше видеть. Но изображение не изменилось, хотя стало более чётким. Кроме того, словно издеваясь, зеркальное отражение тоже сощурило глаза, будто всматриваясь в Леонида Ивановича.

От увиденного Леонид Иванович хотел упасть в обморок, но по непонятной причине остался на ногах: из полированной поверхности зеркала на него смотрел старик, или, если быть совсем точным, Пётр Иванович Иванов, собственной персоной.

Леонид Иванович готов был закричать, но крик застрял у него в горле, и он только безобразно захрипел, словно раненое животное. Потом он поднёс руку к глазам и увидел, что кожа на ней тонкая, словно пергамент, вся покрытая пигментными пятнами. Леонид Иванович застонал, вернулся на кровать, и рухнул на неё, как подкошенный. Так он пролежал некоторое время, начисто лишённый каких-либо мыслей по поводу происшедшего. Всё это было настолько абсурдно, что не укладывалось в голове. Он был бухгалтером, материалистом, и в потусторонние штучки мало верил. Но сейчас его вера сильно пошатнулась, и сознание готовилось в корне пересмотреть материалистический взгляд на мир.