Грэхэм Мастертон - Дьяволы дня Д

Лейтенант-полковник Танет собрался протестовать, но подвал содрогнулся от низкого, неприятного гула, и он тревожно обернулся в сторону извивавшихся форм демона Элмека. Мадлен произнесла слова заклинания над вторым мешком и дернула мягкую, средневековую материю, чтобы открыть скрывавшийся под ней ужасный скелет.

Она снова подняла череп. Он был узким и удлиненным, с наклонными глазницами и двумя шишками рогов. Я почувствовал, как оттуда распространялась ледяная струйка воздуха, словно кто-то открыл дверь в холодильник. Лампочки в подвале потускнели и замигали; я все сильнее ощущал присутствие злобы и жестокости, которые нельзя выразить словами.

– Чолок, – сказала Мадлен, – дьявол удушений. Дьявол, который душит детей и жертв пожаров.

Лейтенант-полковник Танет смотрел на меня в беспомощном отчаянии, но я был слишком занят пролистыванием своей книги. Вот он. Чолок, называемый иногда Нар-спет. Дьявол с совершенно бесстрастным лицом и кожаными крыльями, как у рептилии. Напротив я увидел его небесного оппонента, Мелеша, ангела непорочности и счастья. Я произнес слова, которые вызывали Мелеша, и увидел, затем, как Мадлен переходила к третьему мешку.

Скелет за скелетом, от третьего мешка к четвертому, а потом к пятому, шестому, седьмому, останки всех дьяволов были извлечены из мешков, в которых они так долго были зашиты. Пока они не проявляли никаких признаков жизни, но я полагал, что как только все они освободятся из своего религиозного плена, то оденут на себя плоть так же, как сделал, наверное, это Элмек в подвале дома отца Энтона.

Шум в подвале был ужасен и выводил из себя. Как только освобождался очередной дьявол, хор адских голосов становился еще громче; и вскоре этот подвал зазвучал как психиатрическая лечебница; скреблись какие-то насекомые, раздавались нелепые взвизги, беспрерывно шептали голоса: о смерти, страдании и умопомешательствах, выходящих за пределы человеческого понимания. Я так вспотел, что мои пальцы оставляли на страницах L'Invocation des Anges влажные следы; а лейтенант-полковник Танет, с ошеломленным и неверящим видом, зажимал свои уши руками.

Наконец Мадлен произнесла слова над последним дьяволом и освободила его из мешка. Это был Темгорот, дьявол слепоты, имевший вид хищной птицы. Я, в свою очередь, пробормотал слова обращения к святому противнику Темгорота – Асрулу.

Я не забыл вызвать ангела и для Элмека. Джеспахада, ангела заживления ран.

Мадлен отступила к нам. Все кости теперь были на виду, и по всему подвалу друг на друга смотрели ужасные черепа, а между ними извивалась и двигалась искривленная фигура Элмека. Стоял отвратительный смрад: зловонная смесь тринадцати тошнотворных запахов, от которого слезились глаза а желудок напрягался в своем протесте. Рядом со мной давился лейтенант-полковник, вытирая рот носовым платком.

Какофония голосов и звуков усиливалась.

– Я сделал это. Я думаю, что я сделал это, – прошептал я, склонившись к Мадлен; она едва могла меня расслышать среди визга, криков и бессмысленного шума.

– Что?

– Я сделал это. Я позвал всех ангелов. Что теперь происходит?

– Да, – сказал Танет. Лицо его было белым. – Где они? Где же, если они должны прийти и помочь нам?

Мадлен секунду посмотрела на нас. Ее бледно-зеленые глаза напряженно блестели. Казалось, что ей был ниспослан какой-то божий дар неограниченной силы и решительности, как будто бы она знала, что и как нужно теперь сделать, и собиралась сделать это любой ценой.

– Еще не время, – сказала она. – Но ангелы придут. Во-первых, мы должны позволить этим дьяволам вызвать Адрамелека.

– Адрамелека? – спросил лейтенант-полковник Танет, пораженный ужасом. – Но у нас нет никаких шансов противостоять Адрамелеку!

– Я доволен, – загрохотал низкий голос Элмека, перекрывая крики и шепот его друзей. – Я очень доволен. Наконец я воссоединился с моими братьями! Вы получите свои награды, смертные! Вы получите свои награды!

Мадлен повернулась к дьяволу и крикнула ему в ответ:

– Нам приятно служить тебе, мой господин.

– Мадлен… – сказал я и взял ее за локоть. Но она не обратила на меня внимания.

– Мы истинные последователи Адрамелека и всех его деяний, – выкрикивала она. Ее высокий голос был слаб по сравнению с ревущими и стонущими голосами тринадцати дьяволов. – Мы будем рады следовать за ним, куда бы ни повел нас Его Величество; мы с радостью склонимся перед ним в его царстве.

– Ради бога, Мадлен, – выкрикнул я. Но она не послушала меня; затем она высоко подняла свои руки.

– Вызывай Адрамелека, когда пожелаешь, – завизжала она. – Позволь нам унизиться перед его преступной славой и его злым величием!

Раздался оглушительный рев, словно мимо на полной скорости пронесся локомотив. Одновременно погасли все лампочки, и мы провалились в темноту, наполненную ужасающими звуками и шепотом и тошнотворным смрадом гниения.

– Мадлен… – снова сказал я, но она закричала мне в ответ:

– Только не двигайся! Оставайся на месте! Дьяволы обретают плоть!

– Мы должны будем двигаться, – резко вмешался лейтенант-полковник Танет. – Мы не можем оставаться здесь. Здесь мы – неподвижные мишени. Я предлагаю идти к лестнице, пока темно.

– Полковник, эти существа – создания тьмы. Они видят, что вы здесь стоите, как бы это было при дневном свете.

– Но, проклятье, мы не можем здесь просто так стоять! Один из нас должен пойти за помощью!

– Пожалуйста, полковник! – взмолилась Мадлен. – Просто стойте спокойно и не двигайтесь! Если вы будете просто спокойно стоять, у нас все-таки будет шанс!

Это было подобно тому, как просить кого-нибудь стоять спокойно в черной как смоль клетке со сбесившимся леопардом. Усугубляло ситуацию и то, что лейтенант-полковник Танет был приучен действовать. Вся философия его жизни заключалась в следующем: если сомневаешься – делай что-нибудь.

– Я собираюсь бежать отсюда – вот и все! – сказал он.

– Нет! – закричала Мадлен. Я попытался в темноте схватить его за руку, но думаю, что он занимался регби или чем-то в этом роде, потому что он ловко пригнулся и пропал.

Мы не могли их видеть, но мы слышали их. Когда лейтенант-полковник вывернулся из моих рук и бросился через подвал, дьяволы неожиданно кинулись за ним: их тела зашелестели и загремели в страшной, возбужденной спешке. Он добрался до лестницы; думаю, сумел доковылять до второй или третьей ступеньки. Но потом ахнул каким-то странным, сдавленным голосом, и я услышал, как он споткнулся и с тяжелым звуком упал на пол.

– Oh, mon Dieu…[46] – сказала Мадлен. Но мы оба знали, что идти ему на помощь было бы равносильно самоубийству. Темнота была полнейшей, и нас схватили бы, как слепых мышат, брошенных крысе.