Сакс Ромер - Ведьмино отродье

Человек не двигался, явно наблюдая за домом. Кеан выбежал из квартиры во двор и направился к дереву. Там он удивленно остановился: у платана никого не оказалось да и вся площадка перед зданием была пуста.

«Наверное, ускользнул через арку», — предположил Кеан и пошел обратно вверх по лестнице в свою квартиру.

Там его вновь заинтересовала шелковая веревка, попавшая к нему при столь необычных обстоятельствах: он сел за стол и, преодолев свое отвращение по отношению к предмету, взял ее в руки и внимательно осмотрел при свете лампы.

Сидел он спиной к окну и лицом к двери, поэтому не сомневался, что никто не проник в комнату незамеченным. Но как только он склонился над шнуром, внимательно рассматривая сложное плетение, ему начало казаться, что рядом с креслом кто-то стоит.

Собрав в кулак всю свою решимость не поддаваться никаким гипнотическим уловкам, направленным против него, и уверенный, что в квартире посторонних быть не может, Роберт откинулся на спинку кресла и положил на колено револьвер. Сам не зная зачем, он смел шелковый шнур со стола в ящик и повернул ключ в замке.

И только Кеан это сделал, как на его плечо легла рука — обнаженная женская рука цвета старой слоновой кости!

Роберт застыл от ужаса и не мог оторвать глаз от надетого на указательный палец перстня из тусклого металла, перстня с зеленым камнем, на котором был вырезан искусный узор, напоминающий паука.

До него донесся слабый аромат благовоний — тех самых таинственных благовоний; перстень же был ничем иным, как кольцом Царицы-Ведьмы.

В эту невероятную минуту Роберт потерял свою железную выдержку, спасавшую его до сих пор. И даже осознавая это и стремясь вновь обрести контроль над собой, Кеан понял, что пытаться бессмысленно. Он понял, что пропал!

Мрак… чернота без малейшего просвета; глухой гул отовсюду; гул людских голосов. Темнота, наполненная тяжелым запахом.

И голос, а потом абсолютная тишина.

И вновь тот же голос, что-то монотонно напевающий.

Глухой гул мужских голосов в ответ.

Гул отовсюду. Луч, прорезающий тьму и растущий, растущий, принимающий форму… там, далеко-далеко, высоко-высоко стоит одетая в белое женщина.

Откуда бы не исходил этот свет, озаряющий фигуру, он не в силах развеять адскую тьму вокруг. Женщина купается в слепящих лучах, но непроглядная темнота царит около нее.

На тусклых золотых волосах обруч из белого металла, похожего на серебро, а на его передней части сияющий диск, этакое маленькое солнце. Над диском украшение — нечто, напоминающее паука.

Яркий свет позволяет четко разглядеть детали. Обнаженные плечи и шея; мерцающая бледность поднятых рук; в длинных тонких пальцах резная шкатулка, но узор почти не различим на таком расстоянии.

У белоснежных одеяний мерцающая серебристая кромка. Струящееся платье не скрывает обнаженных ступней.

Над ней, под ней, вокруг нее — тьма египетская!

Тишина, и удушающий аромат… И доносящийся откуда-то издалека голос: «На колени пред Книгой Тота! На колени пред Мудрой Царицей, бессмертной, но не рожденной, мертвой, но живущей, чья краса покоряет и убивает…»

Невидимый хор подхватывает заклинание, и свет меркнет, оставляя видимым лишь сияющий диск под пауком.

Но и он тоже исчезает.

В комнате оглушительно звенело. Звук становился все громче и громче, пока не стал совсем невыносим. Кеан выставил вперед руки и спотыкался, как пьяный. Он почти перевернул настольную лампу, но вовремя схватил ее, предотвратив падение.

Оказалось, что трезвонит телефон. Сначала Роберт был без сознания, а потом под воздействием чар.

Он схватил трубку и услышал отцовский голос.

— Роб, ты? — озабоченно спросил доктор.

— Да, сэр, — сразу отозвался Кеан и открыл ящик стола, пытаясь нащупать шелковый шнур.

— Тебе есть что рассказать?

Роберт тут же взволнованно поведал о встрече с Феррарой.

— Шелковая веревка, — закончил он. — Я держу ее в руках и…

— Секундочку, — довольно мрачно прервал отец, потом после короткой паузы… — Да, Роб. Послушай-ка, это из свежей газеты: «Сегодня поздно вечером смотрителя Индийского отдела Британского музея ожидало неприятное открытие. Одна из витрин оказалась взломанной, и, хотя в ней выставлялось множество ценных экспонатов, пропал лишь один: вор похитил удавку тугов.[80]»

— Не понимаю…

— Мальчик мой, Феррара знал, что ты найдешь веревку! Помни, он никогда не был у тебя и не знает расположения комнат, а ему при наложении заклятия необходимо фокусироваться на чем-то определенном. Он не сомневается, что ты положишь вещь рядом и, возможно, кое-что знает об ужасном происхождении предмета. Тебе грозит опасность! Держись! Я буду где-то через полчаса.

Глава 27. Удавка тугов

Повесив трубку, Роберт ощутил себя отрезанным от всего мира. Вновь начал накатывать ужас: здесь, в его тихой заводи рукой подать до людных улиц, а он по-прежнему один-одинешенек.

Он вспомнил роковую ночь, когда в точно такой же тиши, как сейчас, ему наглядно показали его бессилие, подвергли опасности и рассудок, и жизнь; вспомнил, как бежал прочь от кошмаров, насланных на него обладающим сверхъестественными силами врагом.

Тишина двора пугала до жути: люди назвали бы ее покоем, но для Роберта она таила в себе угрозу. Феррара хотел ограничить его передвижения — заперев врага в его же доме, он развязывал себе руки и мог свободно действовать в любом направлении. Мысль об этом, при всем ее безумии, показалась Кеану правдоподобной. Тщательно спланированная встреча в Британском музее, после которой в руках полиции оказалась его визитная карточка; большая вероятность того, что в любой момент в дверь постучит детектив, его задержат и начнут допрашивать… Конечно же, все вполне могло оказаться тонко закрученной интригой, за которой стоял Феррара. Для других подобная цепочка заранее задуманных событий стала бы невероятной игрой ума, для Феррары она была обычным делом.

Что же все это значит? Отец давно предостерегал Роберта, а та жуткая ночь только подтвердила мудрость доктора Кеана. Молодой человек стал мишенью для таинственных злых сил, контролируемых Энтони Феррарой!

Время от времени тишину прерывали какие-то шорохи — каждый раз Роберт внимательно прислушивался к ним. Как же он ждал отца: во всей Англии лишь он один, сильный и спокойный, знал, как справиться с адским отродьем, проникшим в мир людей. На Роберта уже накладывали чары, он даже не сомневался в этом; помня, что однажды поддался им, он осознавал, что мог мгновенно покориться вновь, — эта мысль страшила его!