Вячеслав Денисов - Ярость Антитела

— Шок, старик, это великая сила, постигнуть тайны которой пока не удавалось никому, — пробормотал он, заметив, что Левша смотрит в ту же точку и что в голове его зреют, вероятно, похожие мысли.

Пришло время успокоиться. Они наконец-то закурили.

— Чего сидишь? — бросил Макаров. — Доставай свой мобильник и звони. Это Гламур тебе названивал. Голову даю на отсечение.

Гламур. Москва, весна 2008-го…

После бегства из антикварной лавки Гламур вынужден был уехать из Москвы. Электричками, постоянно меняя направление, он добрался до Вологды и некоторое время жил там у женщины, с которой познакомился давно, еще в институте. В какой-то момент, семь или восемь лет назад, они почти стали мужем и женой, но Гламур не был готов к спокойной жизни. И вот теперь, чтобы переждать, он вынужден был два месяца играть роль одумавшегося идиота. Эти семьдесят дней пролетели для доверчивой подруги как одна неделя, для Гламура же они тянулись как год. Когда он решил, что пора возвращаться, что Дебуа не может искать его столько времени, он уехал, не оставив и записки. И вот сейчас, убедившись в том, что решение оказалось поспешным, обдумывал, где найти приют. У Дома Мазинга, где он жил, круглосуточно стоял черный «Мерседес», в салоне которого постоянно менялись люди. Ни одного из них Гламур не знал, но было бы глупо ожидать увидеть среди них Дебуа. Не знающий русского языка и чужой в России, он скорее всего попросил помощи у русских единомышленников. И заплатил, видимо, хорошо, если после опустошения тайника в сибирской тайге минуло уже два с половиной месяца, а часовые у дома стоят по-прежнему.

А время шло. Нужна была лаборатория, нужно место для ночлега. Побывав на Большой Оленьей и сделав анализ, он успокоился только наполовину. Вещество, что он принес из тайги, было действительно уникальным. Но теперь нет лаборатории. И нельзя вернуться домой, чтобы организовать ее в квартире.

Нужно торопиться — он понимал. Но теперь не стоило уже принимать скороспелых решений. Убедившись, что за домом следят, он поспешил удалиться от него и поблагодарил себя за осторожность. Эта благодарность и не позволила ему лишний раз оглянуться, чтобы увидеть — его взяли под контроль. Из «Мерседеса» вышел человек и, подняв воротник куртки, поспешил за ним.

Гламур спускался под землю, ехал, обдуваемый сквозняками, на метро, поднимался наверх, пересаживался в трамвай, снова спускался под землю. Он думал, он искал решение, и раздумья эти не позволяли ему чувствовать опасность. А следом за ним, иногда совсем рядом, касаясь его рукавом, следовал тем же маршрутом человек из «Мерседеса». В конце концов наступил вечер. Устраиваться в гостинице Гламур не рискнул. В Крылатском он обнаружил группу бездомных и устроился на ночлег неподалеку. Развел костер, обустроил место для ночлега. «Ничего, — думал он, укладываясь, — осталось недолго…»

Он уснул, продолжая думать, где начать работу с веществом.

Когда же проснулся, а случилось это так же неожиданно, как и уход в забытье, он понял, что проблемы только начинаются. По дорогой куртке сидящего у костра незнакомца нетрудно было догадаться, что человек успешен, а по оружию в руках других двоих стоило делать вывод о том, что успех этот пришел не от удачных распродаж контрафактных компакт-дисков.

— Здравствуй, странник, — внимательно посмотрев в глаза Гламура, произнес мужчина, и спутники его шевельнулись. Бросив в огонь одну ветку, он принялся ломать вторую.

— Кто вы? — поинтересовался Гламур, усаживаясь. Сам по себе вопрос он задал глупый, так как ответ он знал, но нужно было тянуть время.

— Вы меня не знаете. Но вам привет от Дебуа. Помните такого?

— Впервые слышу.

Вздохнув, чеченец — а он и двое других были чеченцы; ну, может, не чеченцы, а грузины, но легче от этого не становилось — стал заниматься тем, чем обычно занимаются чеченцы или грузины, стремящиеся придать своей абсолютной правоте еще большую значимость — изображать спокойствие. Однако Гламуру было хорошо видно, что хозяин дорогой куртки нервничает, и нервничает так сильно, что с трудом сдерживается. Вероятно, два месяца дежурства под окном чужого дома ему до смерти осточертели. Гламур понимал — скажи он еще раз: «Я впервые слышу», и собеседник его выхватит нож, начнет орать, хватать Гламура за нос, словом, вести себя так, как ведет себя обычный чеченец или грузин, когда бандитствует.

— Вы должны мне тубус, — сказал чеченец. — Как прикажете получить: здесь, или нужно куда-то съездить? Меня больше устроит первый вариант.

Растерев лицо, Гламур оценил обстановку.

— Минуту назад вы убедили меня, что вижу вас впервые в жизни, а сейчас с той же уверенностью доказываете, что я должен вам какой-то тубус. Какая-то неувязка, вы не находите?

Чеченец искренне рассмеялся, обнажив два ряда крупных зубов. Оглянулся на спутников.

— С вами приятно общаться, Гламур, честное слово. Но давайте перевернем назад пару страниц книги вашей жизни… Совсем недавно, будучи в Сибири, вы завладели тубусом из тайника. Этот тубус в равной степени принадлежал как вам, так и господину Дебуа. Но вы решили его кинуть. И присвоили тубус, хотя для того, чтобы он оказался у вас, господин Дебуа потратил порядка трех миллионов долларов. Но вместо того чтобы стать его компаньоном, как и предлагали сами, вы сбежали. И тогда господин Дебуа обратился к нам за помощью, щедро оплатив наши расходы. Так есть ли в этом деле какие-то неувязки?

Чеченец взглядом повел по Гламуру и остановился на его лице. Он ждал извинений, объяснений, испуга, в конце концов, однако не нашел ничего. Гламур сидел и смотрел на него, рассудительного, как смотрят на людей, страдающих от собственных заблуждений.

— Вам эту историю поведал Дебуа, надо думать?

— Гламур, я вырос в бедной семье, — заговорил Джексон. — Вещи мне покупали настолько редко, что я до сих пор помню, когда получил от родителей первые ботинки. За то, кем я стал, я благодарен своей настойчивости. Однажды девочка из соседнего дома сломала мой деревянный автомат, которым я целился в русских солдат, когда они проезжали по Бамуту. Я отрезал у нее нос, и через несколько минут бедняжка умерла от болевого шока. Родителям я сказал, что это дело рук федералов, и прокуратура сразу потеряла след. Мне очень нравилась та девочка, я хотел на ней жениться. Я и сейчас изнываю от нежности к ней. Представляете, что я могу сделать с человеком, которого ненавижу? И — деревянный автомат, и — почти три месяца дежурств у твоего долбаного… сволочь!.. дома!.. — Чеченец внезапно успокоился. — Вы хотите что-то сказать?

— Да, конечно. Вы до сих пор уверены в том, что автомат сломала именно ваша возлюбленная?