Питер Джеймс - Пророчество
Фрэнни открыла дневник. Обложка истрепалась, а страницы помялись. Листы были исписаны крупным неровным почерком. На каждый день отводилась страница, и почти каждый дюйм содержал полезную информацию: списки, телефоны, напоминания, подчеркнутые жирными линиями. Некоторые листы были частично или полностью вырваны. Фрэнни нашла страницу за 24 марта и обнаружила, что снизу была оторвана полоска примерно в два дюйма. Вглядываясь в мешанину каракулей Сюзи, она наконец увидела «Сеанс!!!», подчеркнутое жирной линией. Дальше перечислялись имена всех присутствовавших. Еще ниже в столбик было написано:
«Мне – „Темнота“.
Фиби – „Фруктовая машина“.[15]
Джонатан – „Кэш-энд-кэрри“.[16]
Макс – „Похудеешь“.
Меридит – „Умрешь в 25. Автокатастрофа“».
Фрэнни, вздрогнув, подняла голову и повторила:
– Умрешь в двадцать пять. Автокатастрофа. Меридит?
– Да.
– Ты писала это тогда?
– Да. Ну, может, через несколько дней. Сколько было Меридит, когда она умерла?
– В октябре ей исполнилось бы двадцать пять.
– Дерьмо, – подвела итог Сюзи. – Дерьмо.
– Это действительно очень странно, – сказала Фрэнни.
Она содрогнулась и перевернула страницу, заставив себя посмотреть на предсказание, относившееся к ней самой.
Сюзи молчала.
– «Фруктовая машина», – вдруг произнесла она. – Это послание Фиби.
На обратной стороне листа Фрэнни ничего не обнаружила. Похоже, предсказание Себа Холланда и ее собственное находились как раз на оторванном нижнем куске страницы. Она проглядела список.
– Да, «Фруктовая машина».
– «Однорукий бандит», – проговорила Сюзи.
Фрэнни сначала не поняла; она снова пролистывала дневник в поисках предназначенного ей сообщения, надеясь, что оно записано где-то еще. Но вдруг замерла и уставилась на Сюзи, страшный смысл становился все яснее.
– Тебе оно сказало «темнота», и вот что с тобой случилось. Джонатану – «Кэш-энд-кэрри», и его застрелил грабитель. Фиби – «Фруктовая машина», и она потеряла руку. Все сходится. Но это не значит, что наши послания становятся пророчествами, ведь так? – Она услышала беспокойство в своем голосе.
– Что оно сообщило тебе? – спросила Сюзи.
– Здесь нет моего послания и Себа Холланда. Кто-то оторвал край страницы. Ты не помнишь, что там было?
Сюзи, подумав, покачала головой.
– Нет. Это было так давно. И потом, это была просто шалость, я никогда не воспринимала все всерьез.
– Да уж, шалость, – произнесла Фрэнни.
Сюзи скорчила гримасу.
– А ты не помнишь, не было ли в моем послании числа, Сюзи? Числа двадцать шесть?
– Нет, я действительно не помню. Ты думаешь, это было число?
– Фиби накануне несчастного случая посоветовала мне остерегаться этого числа. – Фрэнни пожала плечами и снова заглянула в дневник. – Макс Гейбриел – «похудеешь», – прочитала она.
Сюзи поначалу не отреагировала, затем произнесла:
– Ну, с этим у него все в порядке.
– Что ты имеешь в виду?
– Я встречалась с ним раньше – до того, как это случилось. Он работал с какими-то сумасшедшими защитниками окружающей среды; они пытались блокировать атомную электростанцию во Франции и в результате очень сильно облучились. Теперь он в госпитале умирает от лейкемии. Так что не четверо из семи, Фрэнни. Пятеро.
Фрэнни посмотрела сквозь решетку камина на золу и обугленные деревяшки и рассеянно подумала, что они, наверное, лежат здесь с прошлой зимы. Низкий потолок, когда-то кремовый, был весь в желтоватых разводах от никотина. Комната казалась такой темной и мрачной, что Фрэнни выглянула в окно посмотреть, не пошел ли дождь.
Она сжала и разжала пальцы. Тело словно налилось свинцом; она ощущала себя подводной лодкой, которая, собираясь погружаться, открыла балластные цистерны. Диван прогнулся под ней, под диваном был каменный пол, под полом была земля. Она вдруг осознала, насколько эта комнатка мала по сравнению со всей планетой, и почувствовала, как сила земного притяжения увлекает ее вниз.
– Почему это происходит с нами? – прошептала Фрэнни.
Сюзи начала по очереди вытягивать пальцы, щелкая костяшками. Такая привычка была у нее в университете и всегда действовала Фрэнни на нервы.
– Мне страшно, Сюзи, – сказала она. – Мне очень страшно. – Снаружи доносилось пение птиц и далекий гул работающего комбайна. Она закрыла глаза, пытаясь сдержать набежавшие слезы. – Прости меня. Это с тобой случилось такое несчастье, а плачу я.
– Я уже достаточно наплакалась, – тихо ответила Сюзи.
– Этого не должно было произойти, – сказала Фрэнни. – Быть может, если бы мы задумались над тем, что сказала планшетка, то смогли бы предотвратить.
Сюзи наклонилась к ней.
– Я не думаю, чтобы кто-нибудь смог сделать что-то такое, что все бы изменило. Все эти послания такие неясные, так похожи на шутку, у каждого из них могут быть десятки разных интерпретаций.
Фрэнни ссутулилась, сжалась, будто стараясь защититься от чего-то.
– Но не у Меридит.
– Ты действительно считаешь, что, если бы кто-то из нас понял значение этих слов, мы смогли бы что-нибудь изменить? Если бы я знала, что ослепну, пришло бы мне в голову не купаться в Южно-Китайском море? А Фиби никогда бы не ездила на велосипеде? Легко говорить, когда все уже произошло, не так ли?
За окном на лужайке Фрэнни увидела дрозда и позавидовала его простодушию и свободе. Она увидела, как он наклонил голову, и в следующее мгновение в клюве появился извивающийся червяк. Никогда в жизни Фрэнни не чувствовала себя настолько беспомощной.
Она взглянула на обложки книг, которыми были заставлены полки вокруг камина: «Астральная проекция», «Паранормальное или нормальное», «Прошлое в настоящем». Фрэнни никогда раньше не интересовалась оккультизмом, но сейчас жадно вчитывалась в названия, надеясь, что в какой-то из этих книг находится ответ на все ее вопросы.
– Я должна предупредить Себа, – сказала она. – Если с ним еще ничего не случилось.
– Ты знаешь, как связаться с ним?
– Да. Но что ему сказать?
Сюзи не ответила.
– Как это остановить, Сюзи?
Слепая беспомощно возвела руки к небу, и Фрэнни вдруг разозлилась.
– Сюзи, – она повысила голос, – если все несчастья навлекла на нас планшетка, а не еще какое-то странное явление, то должен быть способ остановить это. Только ты знала все правила, ты сказала нам, что нужно делать, ты говорила, что твоя мать колдунья.
– Мама – колдунья? – В ее голосе звучало изумление. – Она не колдунья. Она, может быть, немного… я не знаю даже… фея.
– А почему у вас на стене висит пентаграмма?
– У нее везде полно всяких оккультных штучек. Она постоянно увлекается то одним, то другим, но она не колдунья. Господи, она даже не может разложить карты, не заглядывая в книгу!
– Но ты одна знала, как проводить сеанс. Ты настояла на том, что нужна полная темнота, именно поэтому мы и спустились в подвал, – недоверчиво возразила Фрэнни.
– Мама иногда устраивала спиритические сеансы, вот откуда я научилась.
– Отлично, – с горечью произнесла Фрэнни. – Просто великолепно!
Голос Сюзи оставался бесстрастным.
– Фрэнни, я никогда не воспринимала это всерьез, считала – просто игры. Или ты думаешь, я хотела стать такой? Иногда я просыпаюсь утром и жалею, что не умерла. – Она опустила голову и закрыла лицо руками.
Потом Сюзи неуверенно встала, сделала несколько шагов к подруге и обняла ее. Фрэнни почувствовала, что на нее капают слезы.
– Прости, Фрэнни.
Фрэнни прижала ее к себе и тоже расплакалась.
– Джонатан Маунтджой, – всхлипывала Сюзи. – Себ. Меридит. Макс. Фиби. Все такие хорошие.
– Я собираюсь победить его, – сказала Фрэнни. – Я собираюсь остановить это, чем бы оно ни было. И вернуть твое зрение.
– Зрение мне уже ничем не вернешь, но я хочу, чтобы с тобой ничего не случилось. Я помогу тебе и Себу всем, чем смогу. Но я не знаю как. Может, тебе сходить к священнику?
– Твоя мать проводила спиритические сеансы. У нее были какие-нибудь проблемы?
– Она никогда мне не говорила. Можешь поговорить с ней сама, но, боюсь, что от этого будет мало толку.
Они пересекли двор и вошли в устроенную в амбаре студию. Запах льняного масла и скипидара напомнил Фрэнни музей, комнату, где реставрировали картины. Мастерская выглядела на удивление чистой и просторной; окна выходили в поле, а на крыше были устроены световые люки. Стены, по-видимому, недавно побелили. По стенам были развешаны холсты, и еще десятки холстов валялись кучей на полу.
Миссис Вербитен работала над новой картиной, стоя к ним спиной, и, казалось, не заметила их появления. В одной руке у нее была зажата палитра, а другой она с помощью тонкой верблюжьей кисточки наносила на холст краску, подправляя какую-то деталь. На низкой скамеечке лежала жестяная крышка, полная окурков, и в ней дымилась зажженная сигарета. На картине группа людей, с капюшонами, надвинутыми на лицо, теснилась на скалистом мысе под стеной замка.
