Сергей Минцлов - Чернокнижник (сборник)

Вокруг площадки теснились зрители, слышались шутки и смех. Мы просидели с час и возвратились домой.

Должен засвидетельствовать, что за месяц пребывания в Литве я нигде и ни разу не слыхал ругани и не видел драк: у литовцев нет не только так называемой «словесности», но им вообще чужда брань; наиоскорбительнейшим словом считается «жаба».

Далеко за полночь, лежа в постели, я слышал скрашенную отдалением музыку, и мне грезилось, что не было ни войны, ни революции, что я в Орловской губернии, что у нас бал, что из окон дедовского дома льются в ночь потоки света и мы, не сегодняшние старики, а молодые пары, веселимся и носимся под близкие сердцу звуки вальсов и мазурок.

Четверо суток прожили мы у гостеприимных дель Кастро. Отыскалось у нас множество общих знакомых и даже друзей, и разговоры не умолкали. И когда, уезжая из замка на пристань, я обернулся к стоявшим на подъезде дель Кастро и махал им в знак прощания шляпой, мне казалось, что мы покидаем не случайных знакомых, а близких и милых «своих» людей!

ПРИЛОЖЕНИЯ

Петр Пильский. С. Р. Минцлов. Огненный путь. Роман[3]

Книгоизд-ство «Восток». Рига, 1930.

Сам страстный археолог, поклонник старины, исследователь древности, Минцлов на этот раз взял темой для своего романа похождения археологов. Это совершенно особый мир людей, влюбленных в таинственность, в неразгаданность, расшифровывающих иероглифы, следы и знаки, оставленные далекими предками. Палеонтологи, геологи и языковеды разными путями идут к одной и той же цели, к разгадке древности, установлению исторической связи давних времен с последующими эпохами, к восстановлению картин давно угасшего, погибшего мира, его происхождения, его жизни.

В романе Минцлова археологи совершают научное путешествие по Сибири, плывут по «мудрой шири величавого Енисея», разбирают странную надпись, оставленную, б. м., «царем царей», стоявшим на «краю», т. е. конце земли, в ту пору, когда черный человек еще ездил среди пальм на санях, запряженных северным оленем — в межледниковую эпоху тропической растительности. Геологический переворот вызвал резкую перемену климата, изменилась картина, и фантастическая для нас жизнь исчезла.

В романе путь археологов лежит на Красноярск, Иркутск и дальше, в пещеры, к старому вулкану, к ледяным пропастям и сооружениям природы. Разумеется, этих фантастических путешественников больше всего привлекают пещеры, надписи, загадки, иероглифы, остатки древних животных, кости, сохранившиеся звери, черепа, замерзший мамонт. Монгольские доисторические надписи ими легко переводятся, часто указывают путь, спасают от грозящей гибели, подсказывают ученые загадки; встает образ великого Айздомайи, покрывшего «бледным камнем Великую Воду», — море, — а «бледный камень» — лед.

В своих розысках археологи встречают остатки давно вымерших зверей — ихтиозавров, проходят таинственные места, изменяют план поездки, путешествуют без дорог, на лошадях, по узким, глухим тропинкам в густой тайге, среди горных круч, мохнатых елей, кедров, лиственниц, медведей. Потом попадают в подземный коридор, в базальтовые скалы, переходят от изнурительной духоты к здоровой горной свежести, осматривают хаотические береговые глыбы, находят на громадной высоте озерную воду, преодолевают целый ряд трудностей, проваливаются, спасаются, много дней бредут ощупью, путаются в болотах, пока, наконец, при помощи старого каторжника, не находят деревни с двухэтажными избами новгородского типа и потом, наконец, достигают Иркутска, Ангары, Байкала, села Лиственничного, острова Ольхона — длинный путь, полный опасностей, препятствий, неожиданных бед.

Глубокая пропасть до сих пор хранит во льду целого мамонта, очевидно, когда-то сорвавшегося в пропасть и погибшего здесь в снегу. Чувство ужаса сменяется восторгом пред красотой серебряных мхов асбеста, будто вычеканенных изумительной филигранной работой. Открывается подземная река, пещера скрывает кости стегозавра, остатки игуанодона, ряды черепов, следы трицератопса, являясь любопытным и странным музеем, несомненно, созданным сознательной работой древнего человека.

Путешествующие археологи спускаются в недра вулкана — возле готовых упасть стен, томятся от жажды, расслабляющего тепла, подземной духоты, безмолвного мрака, испытывают внезапное землетрясение, проходят чрез бурокрасную пещеру, похожую на храм, оказываются в безвыходном положении, без всякой связи с остальным миром, пока, наконец, благодаря древней надписи, не находят себе спасения.

Жрец великого Айздомайи, Орус, в своей драгоценной надписи величественно встает, как последнее видение трудных дней пути и тревожит сон, но проходит ночь, загорается рассвет, открывается обратный путь, трудная ученая экскурсия закончена и потревоженное безмолвие пещер снова воцаряется на тысячи лет, — «сон есть жизнь и жизнь есть сон», — таков последний мудрый вывод этого интересного романа. Он написан увлекательно, талантливо; поучительная и волнующая книга.

Петр Пильский. С. Р. Минцлов. Чернокнижник (Таинственное)

Изд. Дидковского, Рига, 1928.

С. Р. Минцлов — талантливый беллетрист типично реалистической складки, крепко любящий, хорошо знающий и остро чувствующий быт, его корни, дух и запахи[4]. Минцлова особенно прельщает и притягивает историчность. Он весь на земле, с землей и даже в земле, роясь в ней, как знаток-археолог.

Вообще, он кажется необыкновенно ясным и здоровым повествователем и у него простой, хороший язык, неторопливый темп рассказа, внутренняя авторская уверенность, лексиконное богатство, тоже отражающее его бытовую и историческую осведомленность.

Словом, с первого взгляда представляется писателем без всяких загадок, надломов и, конечно, чуждым мистики.

Но удивительно: рядом с этим здравомыслом, реалистом живет еще и другой Минцлов с его глубокой, редко выражаемой верой в таинственное, в несказанное, в неразгаданное.

Решусь допустить одну догадку.

Очень может быть, что давние и очень страстные увлечения археологией, курганами, орудиями схороненных эпох, их молчаливым наследием, хранящимся в могилах дальних предков, немая, загадочная и в то же время красноречивая старина ему дороги, для него притягательны и над ним властны, как ключ, открывающий входы в занавешенный и молчащий мир живых и владычествующих тайн, и Минцлов-археолог — только дополнение, следствие и вывод; за ними стоит мистик.