Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)

Мэллори исчез, прежде чем Стрэнд добежал до машины. Серебряное щупальце вытянулось и подняло молодого человека к люку. Рудж восхитился искусством Мэллори. Он мастерски управлялся с изобретением старика Эдмонда.

«Слава империи» вкатилась в озеро, и вода зашумела по всему берегу, а затем в окружении нескольких парящих щупалец и сферических воздушных труб машина исчезла с поверхности. Ее траекторию можно было понять только по стабильно подпрыгивающим воздушным трубам. Они нагнали пирс, и вдруг щупальце появилось из воды и обхватило Лавинию за талию. Девушка закричала, очевидно, решив, что до нее добралось чудище, и продолжала кричать, пока вдруг не вывалилась из объятий щупальца. Он скрылся в волнах, как и Лавиния. Рудж, потрясенный и обезумевший от своей беспомощности, кричал на берегу. Затем голова и плечи Лавинии показались на поверхности. Позади нее был виден Томми Стрэнд. Глаза Лавинии были закрыты, но Томми крепко держал ее. Сильными, уверенными гребками он вытащил ее на берег.

Рудж повернулся к пирсу, лежавшему посередине озера. Уоллистера нигде не было видно. «Слава империи» не могла подняться на поверхность.

Время шло. Толпа голых мужчин, женщин и детей, поначалу тихих и предусмотрительно держащихся на расстоянии от берега, теперь начала взволнованно переговариваться и жестикулировать.

Рудж заметил Томми и Лавинию справа на берегу. Томми держал ее за плечи, а она сидела и кашляла. Рудж собирался подойти к ним, но тут возникла огромная воронка воды, из которой поднялась «Слава империи». Все ее двенадцать щупалец извивались, мерцая под палящим солнцем, будто танцевали на воде. В одно мгновение машина оказалась на берегу, а затем среди Ями, которые закричали и разбежались во все стороны. «Слава империи» хватала их, каждый щупалец двигался сам по себе, независимо от других. Мастерство Мэллори не могло с этим сравниться. Она бросала мужчин, женщин и детей в воздух, где они ударялись о стволы деревьев, а затем щупальца разрывали их на кусочки и разрезали блестящими лезвиями. Голова старого воина отскочила к ногам Руджа. Он отпрыгнул, когда она покатилась мимо него, забрызгав кровью его ботинки.

А затем эта огромная машина встала на шесть щупалец, нарушая все законы физики, и Рудж увидел неуклюжее тело Уоллистера, вялое и, разумеется, безжизненное, связанное несколькими витками одного щупальца. Машина, двигаясь с дьявольской легкостью, которая предполагала явное наличие интеллекта, бросилась в джунгли, раздвигая деревья и кусты в шквале звуков. Затем она скрылась. Не прошло и пяти минут, как перестали доноситься звуки ее движения, хотя Рудж все еще видел облако пыли, веток и листьев, вздымавшихся над ней.

Подойдя к Томми и Лавинии, он увидел на берегу озера разбросанные трубы, перемычки, сломанные датчики, механические внутренности «Славы империи» – инструменты, которые не представляли никакого интереса для существа, которое теперь надело на себя эту машину как броню.

«Все хорошо, что хорошо кончается», – успокаивал себя Рудж, возвращаясь в Англию. Разумеется, лорд Эдисон был рад, что его внучка благополучно вернулась домой.

Но чем же все кончилось? Тем, что спустя полгода после своего исчезновения Уоллистер вышел из джунглей, чудом уцелевший? Тем, что великий исследователь оставил свои путешествия и посвятил жизнь промышленности? Тем, что фабрика в Шеффилде стала производить большие полые шары, которые подчеркивали малые размеры людей? Или тем, что общество узнало, что эти шары были прототипом нового и знаменитого двигателя, собранного на основе изобретения Хью Эдмондса? Но что с того?

Люди говорили, что Уоллистер изменился, стал серьезным и важным, а его живость, которая радовала публику и раздражала его приятелей, бесследно исчезла. Разве мог кто-нибудь в Англии заметить отсутствие души?

Рудж не знал, появятся ли в этих изготовленных из стали оболочках искусные печи, двигатели и навигационные устройства. Или они предназначались для существ, которым понадобится внешний скелет? Если пустые сферы этого ожидали, тогда, думал Рудж, на этом бы точно все закончилось.

Неупругие столкновения

Элизабет Бэр

Это было слишком просто, но девочке нужно было есть.

Тамара опустилась на колени перед сверкающим белым шаром, сверху которого выглядывала черная единица. Она наклонилась над обтянутым шерстью синевато-серым столом, будто собиралась принести жертву – это сравнение было больше ироническое, чем пророческое. Ее рубашка задралась вверх, показав выпуклый позвоночник. Шары были вне зоны ее досягаемости, но эта деталь, слишком незначительная, не могла повлиять на ее понимание этой сложной геометрии.

Значение имели только направления.

– Скучно, – пробормотала Гретхен, когда кий проскользнул прямо сквозь пальцы Тамары. Скучно, скучно, скучно, скучно, скучно.

Кий ударил по бильярдному шару. Его подбросило вперед, он ударился о восьмой шар и остановился точно тогда, когда передал свою инерцию. Неупругое столкновение.[49] Тяжелый удар. Щелчок. Восьмой шар скользнул в лузу. Тамара подняла голову, потирая бритые волоски на шее. Она оскалила зубы. В сторону своей сестры, а не человека, у которого она выиграла.

Гретхен облокотилась на бильярдный стол. Ее кожа была великолепно натянута на бледные кости. Когда она сжала пальцы, проявились сухожилия. Вся липкая и мягкая, она напоминала себе тесто. А от голода она утончалась. Но утончалась недостаточно.

– Ты проиграл, – ответила Гретхен жертве Тамары.

Мужчина положил золотое кольцо на край стола. С внутренней стороны оно было все еще скользким от жира его засаленной кожи. Гретхен просунула в него ноготь и, взявшись за края, соскоблила грязь. Конечно, в этом грязном человеческом теле она чувствовал себя грязной, но от этого ей не было приятнее прикасаться к человеческому жиру.

Гретхен сунула кольцо в карман. Она ворчала. Хочу есть.

Потянувшись за мелом, Тамара остановилась. Она вздохнула, хотя и не могла привыкнуть к звукам, издаваемым этим куском мяса, – и со стуком опустила тупой конец своего кия на пол.

– Сыграем еще? – спросил мужчина. – Мне бы хотелось отыграть это, – он кивнул на карман Гретхен.

У него были темные волосы, а под жирной кожей цвета ириски скрывалось твердое и мускулистое мясо. Он выглядел отвратительно. Глядя на него, Тамара не могла забыть, что сама заточена в сальной человеческой оболочке, с жирным человеческим языком, отвратительными человеческими костями и слащавым человеческим именем.