Дэннис Крик - Прикосновение

− Марта? Ольга? − Икер покачнулся, хватаясь рукой за сердце, и зацепился за дверь.

− Мы уж думали, ты не проснешься, пап, − не поворачиваясь к отцу, девочка продолжала передавать матери чистую посуду. И только сейчас до него дошло, что до этого они делали все это в абсолютной темноте.

Он осмелился сделать еще один шаг и застыл, не в силах поверить в возвращение жены и дочери. И понял, что страх, о котором он только что думал, как о чувстве, полностью покинувшем его существо, к нему вернулся снова.

− Хочешь спросить, как мы здесь оказались?

Он кивнул. Именно такого ответа от него ждала жена.

− Мы же твоя семья, Икер. И мы не можем без тебя. − Марта прекратила складывать тарелки и повернулась к мужу.

Господи, они вернулись! Они живы… Кровь ревела в ушах, сердце трепетало. Но что-то было тут не так.

− Где вы были… − вопрос застыл на языке.

Видение было мучительным.

Лицо его жены землистого цвета. Застывшие, словно в опьянении, стеклянные глаза. На щеках проглядывали синие вены, сетка их заканчивалась лишь у кончиков губ. Губ, которые когда-то он так любил целовать. Теперь они потрескались от уголков до середины, и из каждой черной трещинки сочилась кровь. Волосы ее были грязными и влажными, в них затерялась пожухлая трава и комья серой глины.

Он посмотрел на ее руки. Пальцы, почерневшие от земли, исцарапанные ладони, сбитые ногти. Словно этими руками она выбиралась из могилы, в которой оказалась по воле злого рока.

Икер отступил назад.

− Вы не они, − прошептал он, продолжая пятиться.

− Отчего же? − девочка выступила вперед.

Он посмотрел на дочь. Ее лицо потеряло прелестный розовый румянец, теперь это было лицо мертвеца с синими губами и поблекшими глазами, под которыми застыли темные круги. Запястья ее кровоточили. С обеих рук на пол капали красные капли. И Икер понял происхождение кровавых следов на полу в туалете.

− Твоя дочь спешила на Страшный Суд. Но нашелся тот, кто спас ее от невыносимых мук.

− Мы вернулись, папа, − девочка попыталась улыбнуться, но разве можно было назвать улыбкой оскал юной ведьмы? − Неужели ты не понимаешь?

− Да, родной. Мы вернулись за тобой. Прими уж нас такими, какие мы есть.

Прежде, чем мозг отдал приказ ногам набирать скорость, Марта успела преодолеть разделяющее их расстояние и вцепиться мужу в плечи.

− Ты ведь ждал! − крикнула она ему в лицо.

Он попытался отпихнуть ее от себя, женщину − не то призрак, не то дьявольский сон, следующий за ним по пятам с момента исчезновения настоящей Марты. Но хватка вампира была сильнее.

− Ах, папа, папочка, ты меня совсем не любишь, − Ольга покачала головой и схватила его за запястья. Сжала их так сильно, что у Икера заболели сухожилия.

− Просто папочка так рад нашему возвращению, что еще не осознал своей радости. Так ведь? − лишив его возможности сопротивляться, Марта вцепилась когтями ему в лицо.

Икер и не знал раньше, что оцепенение может быть таким внезапным. Его не слушались ни ноги, ни руки. Язык еле двигался в пересохшем горле. Длинные когти Марты съехали по его лицу вниз почти до шеи, оставив на щеке кровавые борозды.

Она прильнула языком к одной из них и слизнула кровь. Он вздрогнул, ибо прикосновение ее было сродни ожогу. Дернулся в слепой попытке высвободиться, но хватка дочери была на удивление сильна.

− Теперь наш папочка будет послушным и веселым. Совсем как прежде. Правда, пап?

− И скажет нам, где спрятал серебряный клинок.

Икер вздохнул, глубоко-глубоко, до помутнения в глазах, и попытался что-то сказать, однако не почувствовал силы голоса. Пустой, без звуков воздух вышел из его рта.

− Где он, отец? Где клинок Алфера?

Стон, почти безмолвный, почти чужой, выполз из хрипящего горла Икера Агриколы, когда черная рука Марты сдавила его шею со страшной силой.

− Станешь ами − сразу скажешь…

− Пей! − крикнула мать дочери, и слово это стало приказом для маленькой ведьмы.

Девочка наклонилась и вгрызлась в сухожилия на запястьях своего отца.

Икер снова дернулся, но черные руки тут же припечатали его к стене.

Марта раскрыла рот, и он увидел перед собой острые клыки зверя. Глаза ее − глаза волка, сверкнули огнем, когда она вздернула его подбородок кверху, освобождая путь к сонной артерии. Его немой крик умер на полпути от голосовых связок к языку.

И через миг обе демонессы захлебнулись в теплой крови.

Роберт Блатт вбежал в дом Икера Агриколы первым и сразу понял, что опоздал.

В коридоре горел свет и стоял тяжелый запах крови. Он пошел по кровавому следу и остановился на пороге кухни. Следом за детективом в дом вошел Тихоня Ричи.

На полу они увидели тело взрослого мужчины в разодранном халате. Голова лежащего была повернута набок. Шея и руки окровавлены и обезображены жесточайшими укусами. Роберт припал к груди бедняги, надеясь на чудо. Сердце Икера Агриколы еще билось. Губы еще продолжали шевелиться, в предсмертной агонии они пытались сказать что-то непрошеным гостям:

− Библиотечный шкаф… в гостиной… − свист из легких был глухим и хриплым. − Под полом… у шкафа… достаньте…

− Ричи, побудь здесь, − сказал Роберт и кинулся в гостиную.

Там все было перевернуто вверх дном. Вещи и одежда разбросаны по полу, обшивка дивана вспорота, библиотечный шкаф сдвинут. Кто-то побывал здесь совсем недавно. Тот, кто убил хозяина дома.

Роберт наклонился и стал простукивать паркет. В самом углу, на том месте, с которого был сдвинут шкаф, он обнаружил пустоту. Вытащил несколько дощечек и засунул руку в образовавшееся отверстие. Пальцы нащупали что-то твердое. Какой-то продолговатый предмет. Коробка… или шкатулка… Что-то совсем небольшое, цельное. Он извлек находку на свет.

Его глазам предстала старинная шкатулка, сделанная из темного дерева и покрытая зеркальным лаком, до сих пор сохранившим свои свойства.

Он вернулся в кухню и увидел, что Ричи держит голову Икера приподнятой с таким уклоном, чтобы кровь не залила его горло.

− Я принес, − сказал Роберт, склонившись над телом.

− Дайте мне…

Роберт помог жертве коснуться старинного предмета. Но пальцы Икера были настолько слабы, что не смогли удержать шкатулку. Она упала на пол, крышка ее отвалилась. Детектив и Ричи увидели что-то, завернутое в льняной мешочек. Роберт развязал узел и поднял со дна кожаные ножны. Прикосновение к древности вызвало дрожь в пальцах, но, невзирая на нее, он потянул за черную рукоятку. Блеск серебра ударил в лица живым и ослепил полумертвого.

Трехгранное, острое со всех концов, выполненное из серебра самой высокой пробы, лезвие выходило из увесистой рукоятки, которая в месте соприкосновения с драгоценным металлом приятно холодила. На самом клинке каллиграфическим почерком было выведено два слова.