Николай Норд - Избранник Ада

Козел, и впрямь, услышав разговор насчет пива, стал водить ушами и приблизился к нам. Он просительно заглядывал мне в глаза – своими немигающими, пронзительно-голубыми, словно добрый гипнотизер.

– Так его Чертиком зовут? – я ласково почесал черную шерсть на козлином лбу.

– Ну, да, Чертом, Чертиком. Он, не смотри себе, умный, все понимает, – убедительным тоном хвалил Василий козла. – Вишь, услышал про пиво, сразу интерес проявил.

Козел, как бы, в подтверждения слов моряка, закивал головой.

– Ну, что, Чертик, будешь пиво? – обратился я к животному.

Козел, по-видимому, в знак согласия слегка боднул меня, из-за чего из наружного кармана моего пальто вывалились свернутые в трубочку тетрадки с конспектами лекций. Они упали на землю, одна из них раскрылась, и Черт успел натоптать в ней копытами на развернутых листах. Я подобрал тетради и обратился к Василию:

– Ладно, хрен с тобой, давай тару. Ради дела, будет Чертику твоему пиво!

Василий исчез в проеме дверей дома и мигом обернулся назад. В руке он держал авоську с трехлитровой пустой банкой, которую протянул мне.

– Так ты ж говорил, ведро козлу надо. Не мало ль три литра будет? – спросил я Василия, забирая сетку с тарой.

Чертик, как бы, соглашаясь с моим мнением, подтвердительно затряс ветхой, похожей на сухой пучок прошлогодней травы, седой бороденкой.

Морпех как-то замялся и, оглядываясь на козла и взяв меня под руку, повел к калитке, доверительно при этом шепча:

– Да мы тут, эта, обхитрим козла, себе сэкономим. Ты вот, прикинь своим умом: литр пива стоит пятьдесят две копейки, значится, ведро, то бишь десять литров, обойдется в пять двадцать. А если мы возьмем токмо три литра на рупь пятьдесят шесть и пузырь «Российской» по три двенадцать, то расходуем этава… сколько… погоди, щас прикину… – Василий зашевелил губами, сосредоточив взгляд во внутрь своего подчерепушного счетчика, – этава… этава… четыре восемьдесят восемь. Вот! Экономия – тридцать две копеечки! Это тебе не хрен собачий! Сечешь? Я считать и перемножать разные немыслимые числа умею в уме не хуже Кио!

– Подожди, Вася, я не понял: козел у тебя что – и водку, выходит, дует?

Василий воззрился на меня так, как смотрят на первоклашку, который за солидностью лет уже забыл, как надо правильно ходить на горшок.

– Нет, водку будем пить мы с тобой, пока он будет доиться. Он же мочи не сразу даст, как пива напьется, полчасика подождать надо будет, пока пиво перегонится у него в животе. А мы чо с тобой в это время будем делать? На его хер смотреть? Не, мы пока посидим, по рюмашке дерябнем, побеседуем задушевно. Усек!? А Чертику и три литра хватит под завязку. Тут тонкая бухгалтерия прослеживается. Считай сам: с литра пива – пол-литра мочи выходит. Подобьем итог: с трех литров пива – три полбутылки. Видишь, какая выгодная арифметика!? Ты же полбутылки просил? То бишь выходит три порции удобрения. Хватит?

– Ну, ты и прохиндей, Василий, не мытьем, так катаньем свое возьмешь!

– А то! – Вася довольно потер руки, окрыленный своей математической удачей. – А пока ты ходишь, я козла мово подготовлю к надою.

Он выпроводил меня со двора и объяснил, как найти сельпо.

Глава XII Есть женщина в сибирском селенье

Сельпо я нашел быстро, оно оказалось не так уж и далеко – на соседней улице и размещалось в, видимо, бывшем частном доме, оштукатуренным в белое.

Я зашел внутрь, подставив себя обстрелу десятков любопытных, больных похмельем глаз любителей пенистого напитка. Выдержав штурм, я осмотрел магазинчик.

Окно в помещении было одно, хоть и большое, но с плохо промытыми, грязными стеклами, да еще за изрядно пропылившимися, ситцевыми занавесками; оно пропускало мало света, и поэтому на потолке горела стоваттная лампочка, выглядывавшая из-под треснувшего матового плафона, к которому была приклеена липучка, засиженная мухами. Справа, вдоль стены, размещался небольшой прилавок, с откидной крышкой. Там орудовала пожилая торговка с монголоидным лицом, крашенными в рыжий цвет волосами, под голубой, матерчатой шапочкой и в голубом же, несвежем халате. Она отпускала пиво, подставляя под торчащий из бочки краник пустые банки, которые ей подавали покупатели животворного, столь любимого на Руси напитка. Вокруг этого места собралась неровная очередь разнокалиберных, по возрасту, и разномастных, по форме одежды, местных жителей мужеского пола. Все они заворожено, словно на восьмое чудо света, смотрели на сочащуюся из краника струйку блаженного напитка, которая выгонялась из бочки небольшим электронасосом.

Левую часть магазина занимал прилавок гораздо большего размера. Там, под стеклом холодильника, было видно несколько сортов простой колбасы, круги сыра и брикеты масла, какие-то кости, свиная шкурка. На полках, за прилавком, лежали батоны и булки хлеба, разномастные крупы – в мешочках с ценниками и названием продукта, стояли столбики консервов, ряды банок с маринованными огурцами и соками, грядками густились пачки сигарет и папирос. Небольшим бастионом отдельно были выставлены бутылки нескольких сортов водки и вина. Однако посетитель там был всего один – некая бабуся, в синем платочке и самовязаной кофте, покупала сахар-песок на разновес в полотняный мешок, который туда подсыпала ей продавщица алюминиевым совком, одновременно внимательно следящая за стрелкой весов.

– Кто крайний за пивом будет? – обратился я к очереди.

– Сказали, – больше не занимать, кончается пивко, – потухшим голосом, не оборачиваясь, ответил мне один из мужиков в рабочей, черной, замусоленной робе и комьями земли в спутанных, редких волосьях на голове.

Без очков было видно, что этот мужик спал где-то под забором с перепоя после вчерашнего трудового дня, и ныне не пошел на работу по причине тяжелого похмелья.

После его слов, очередь озабоченно зазвякала пустой тарой, еще плотнее сгрудившись у прилавка с заветной бочкой.

Это сообщение оказалось для меня не слишком приятным. Ведь придется мотать за пивом в город, а сие займет немало времени, да и Вася может за это время, хлебнуть чего-либо крепкого – «кто ищет – тот всегда найдет» – так поется в любимой пионерией песне – да и завалиться спать до утра. Когда потом мне ждать от Черта удоя? Опять мне придется делать ход конем. Ну что за жизнь, ети ее! Нет, чтобы все шло спокойно, своим чередом, так обязательно надо что-то творить, выдумывать, пробовать.

Раскручивая в голове план по добыче пива, я подошел к пустому прилавку, который только что покинула бабка, треща костями под тяжелым мешком сахара на плече. Никак старая на год вперед товар закупила, либо для неких иных очевидных целей.

Между тем продавщица, молодая женщина лет тридцати, гренадерского роста, с телом, просторным, как русское поле, в опрятном голубом халате, в отличие от пивницы, и в матерчатой шапочке-кокошнике, сосредоточенно орудовала пилочкой, ровняя свои ноготки, произрастающие из пальцев, похожих на свежесваренные сардельки. Лицо ее выдавало некоторую причастность к болезни Дауна – эти люди, похожи друг на друга, как близнецы: маленькие приплюснутые носики, круглые глазки наивной голубизны, близко посаженные друг к другу, детское невинное выражение лица.