Кирилл Манаков - Хроники последнего лета

Анечка, не открывая глаз, произнесла слабым голосом:

— Зачем ты пришел?

Отвечать на этот бессмысленный по сути вопрос необходимости не было, Загорский сел в кресло и стал выслушивать вполне ожидаемые упреки. Однако неожиданно разговор пошел в непредвиденном направлении: у Анечки случилась настоящая истерика, и Виктор Сергеевич попросту не знал, что делать. Кто бы мог подумать, что у этой хрупкой девушки окажутся голосовые связки, достойные примы Большого Театра!

Виктор Сергеевич, будучи не в силах справиться со шквалом женских эмоций, испытывал острейшее чувство унижения и обиды. Как будто он сам написал проклятую статью!

Когда Анечка немного пришла в себя, беседа приняла совсем неприятный оборот: умница и красавица категорически потребовала определиться, «стать, наконец, мужиком и принять решение». Обычные рассуждения Виктора Сергеевича об особенностях его положения во внимание не принимались, а в качестве примера приводился президент Франции, меняющий жен безо всякого ущерба для имиджа.

Попытки обнять, прижать к груди и погладить по головке на сей раз были отвергнуты с негодованием. Анечка с необыкновенной твердостью заявила, что отныне позволит к себе притронуться только после того, как Виктор Сергеевич объяснится с женой.

Одним словом, заместитель главы Администрации Президента Российской Федерации Виктор Сергеевич Загорский вышел от любовницы кипящим от обиды и негодования. Он был настолько возбужден, что перед уходом изменил своим принципам и залпом выпил полстакана теплого виски. Все произошедшие неприятности, включая головную боль и недовольство президента, воплотились в образе журналиста Рудакова. Встретить бы мерзавца прямо сейчас и разобраться на месте, жестко, по-мужски. Интересно, что он собой представляет — скорее всего, типичная гламурная паскуда, привыкшая безнаказанно бросаться словами. Явственно представилось — вот он идет навстречу, останавливается… без лишних слов левой — в печень, и сразу правой — в скривившуюся от боли физиономию.

По пути домой Виктор Сергеевич изо всех сил старался держать себя в руках и не выплеснуть накопившееся раздражение на ни в чем не повинных ребят из охраны.

После разговора с Анечкой, когда он не смог предугадать ее бурную реакцию, встреча с женой вызывала естественные опасения.

В отличие от Анечки, Римма Владимировна выглядела абсолютно спокойной, и это заставляло Виктора Сергеевича нервничать. Однако странное спокойствие супруги тут же разъяснилось: перед ней на столе стояла полупустая бутылка коньяка, подаренного во время какого-то визита во Францию. Уникальная, кстати, бутылочка, столетняя. Почему-то не к месту вспомнились слова Анечки о женах французского президента.

Между тем, выглядела Римма Владимировна превосходно, если не сказать неотразимо. Обтягивающее платье, коралловые бусы и антрацитово-черная роза в волосах. Виктору Сергеевичу показалось, что это искусственный цветок-заколка, но долетевший тонкий аромат убедил его в обратном. Между прочим, супруга на десять лет моложе…

— Устал, дорогой? — Римма Владимировна приветливо улыбнулась и картинно поднесла к губам бокал.

Виктор Сергеевич пробормотал что, да, чертовски устал, был тяжелый день, столько встреч…

— Бедный ты мой, — посочувствовала жена, — заработался… а я целый день кино смотрю.

Она взяла со стола пульт и нажала кнопку. На огромном, в полстены, экране замелькали кадры с их последнего отдыха в Испании. Ездили в Марбелью лет семьь назад, очень неплохо провели время.

— А ты ничего, — одобрительно сказала Рима Владимировна, глядя на экранного Виктора Сергеевича, — хотя, сейчас, конечно, уже не то… Как, кстати, дела у твоей? Гремит в прессе на всю страну. Говорят, способная стервочка.

— Римма, перестань…

— Что ты, Витенька, разве я против? Наоборот, очень интересно.

Тут Виктор Сергеевич проявил непростительную слабость, пустившись в пространные унизительные объяснения. Римма Владимировна слушала его с легкой насмешливой улыбкой.

— Витюш, — сказала она неожиданно твердым и трезвым голосом, — мне, понимаешь ли, совершенно все равно, как, что и с кем ты делаешь…

— Римма…

— Пожалуйста, не перебивай. Мне совершенно все равно. Я знаю наперечет всех твоих шлюх, меня, Витя, это уже не беспокоит. Но я тебя прошу о двух вещах: впредь избавь меня от общения с этой истеричной девицей. И второе: если ей не хватает ума не высовываться, позаботься об этом сам. Я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы твое имя связывали с этой особой. Не желаю, чтобы в меня тыкали пальцами. Договорились?

Виктор Сергеевич начал было снова оправдываться, но Римма Владимировна неторопливо встала из-за стола, по-кошачьи грациозно потянулась, отчего стало видно, что под платьем вовсе ничего не надето, и неторопливо направилась по лестнице на второй этаж — в спальню. Перед тем как закрыть за собой дверь она повернулась и совершенно спокойно сказала:

— Я очень надеюсь, что ты сумеешь найти правильное решение. Ты же у меня умница, правда?

Дверь закрылась, и металлически щелкнул замок.

Виктор Сергеевич опустился в кресло и некоторое время оставался неподвижным. Вот что значит порода! Должно быть, дала себя знать кровь кого-то из недострелянных в революцию предков благородного происхождения. Затем достал телефон и вызвал Колушевского.

— Выяснили?

— Так точно. Нет сомнения, это Рудаков. Сначала разместил на портале…

— Это не важно. Разберитесь немедленно.

— Слушаюсь.

Виктор Сергеевич бросил телефон на стол, опустился на кресло, закрыл глаза и сжал голову руками, пытаясь сдержать рвущуюся наружу боль.

II

Бывший физик-ядерщик, кандидат наук, а ныне переводчик с английского и французского Артемий Рудаков в компании старого друга Ваньки Кухмийстерова и директора издательского дома «Новь-КреатиФФ» Иосифа Давидовича Дискина употреблял на кухне собственной квартиры холодную водку с маринованными помидорами.

Ванька имел внушительные размеры, грозный вид и громоподобный голос. В трезвом состоянии он был человеком спокойным и даже обходительным, но после определенной дозы спиртного резко менялся. Увы, добродушный здоровяк быстро превращался в неуправляемого хулигана. По неизвестной причине Ванька с пеной у рта доказывал, что служил в очень специальном спецназе и поубивал такое неисчислимое количество врагов, что до сих пор не может отмыть кровь с рук. В доказательство всем желающим демонстрировались ладони размером с совковую лопату и предлагалось внимательно приглядеться.