С. Браун - Живые зомби

Под вой сирен на парковку въезжает автомобиль шерифа округа Санта-Крус. «Хоть какая-то помощь!» — мелькает мысль. Однако появление фургона службы отлова бродячих животных сигнализирует об опасности. Я не имею в виду сам фургон — в нашем округе пумы на улице не редкость. С широко раскрытыми глазами я оборачиваюсь и гадаю, когда же закончится этот дикий кошмар, в котором я умудрился проснуться.

Я напуган, смущен и сбит с толку и не слышу приближающихся сзади шагов. Дальше помню только, как одной петлей мне стягивает руки и торс, второй — ноги, а третьей — горло. Сотрудники службы отлова животных ведут меня к фургону, а помощники шерифа заверяют растущую толпу зевак, что все под контролем.

Два дня — пока, наконец, за мной не пришли родители — я сидел в клетке, в Обществе охраны животных. Признать в воскресшем трупе сына и забрать его домой — позор, который может серьезно подпортить репутацию; немудрено, что родители не бросились сломя голову меня вызволять. Однако опоздай они на сутки — и мне была бы обеспечена прямая дорога в манекены для краш-тестов.

Бездомного зомби без документов держат в приюте для животных семьдесят два часа. С документами — семь дней. (С бродячими кошками и собаками все наоборот.) А без регулярной подпитки формальдегидом даже свежий зомби за три дня начинает портиться.

По прошествии обязательного периода ожидания невостребованных зомби без документов возвращают властям округа, а потом либо разбирают на органы, либо продают на медицинские эксперименты. Общество защиты животных делает все, чтобы спасти как можно больше таких, как мы: ищет добровольцев, которые ухаживали бы за зомби, разрабатывает программы сопровождения… Увы, эти идеи пока не нашли отклика. А поскольку Общество существует в основном на частные пожертвования, поступающие с пометой «на программы защиты животных», то мест для зомби очень мало.

Мое пребывание в приюте было не таким ужасным, как вы могли подумать, — если не считать первоначального потрясения. Мне принесли миску с водой и какой-то жрачкой, отдельный туалетный лоток и несколько игрушек-пищалок. И даже обеспечили тупым детским ножичком, чтобы я мог распороть швы и открыть рот.

Дома родители устроили меня в винном погребе на матраце. Много не говорили. Мама плакала, прикрывая нос полотенцем — чтобы не вырвало от запаха, — а отец все спрашивал, почему я не мог остаться покойником, как нормальный сын.

Мама обратилась ко мне лишь раз — спросила, чего я хочу. Я попытался ответить, но вместо слов из глотки вырвались хрип и урчание. В аварии я сильно повредил голосовые связки, поэтому общаюсь с помощью маркерной доски, которую таскаю на шее.

Если мать хотя бы притворяется, что понимает, как мне тяжело, то отец не устает упрекать меня за запах, и позор, и расходы на содержание зомби. Как-то раз он даже спросил, чем я намерен заниматься.

Откуда я знаю? Можно подумать, я воскрес с планом действий на пять лет. Инструкций как быть зомби мне никто не давал. Все очень изменилось. Сильнее, чем вы можете себе представить. Хоть надежды и желания остались те же, что и раньше, теперь они точно не исполнятся. С таким же успехом я могу желать, чтобы у меня выросли крылья.

Не раз я слышал, как проблему обсуждают родители. Отец намекает, что нужно подыскать для меня другое жилье. Какой-нибудь приют для зомби. Или вообще сдать меня в зверинец. Мама пытается объяснить ему, что я нуждаюсь в поддержке, и необходимо лишь переждать период адаптации.

«Это все равно что пубертат», как она выражается.

Меня она уверяет, что отец изменит свое мнение, и со временем все устаканится, надо только твердо верить в себя.

Говорит она это с бесстрастным выражением лица, и на какое-то мгновение я ей верю. А перед тем как принять хвойную ванну, в зеркале, в том месте, где должно отражаться мое лицо, вижу разрозненные кусочки паззла. И начинаю думать, что мать спятила.

Или опять наглоталась валиума.

Глава 4

— Энди!

Восемь тридцать утра. Пью «Шато Монтелена Каберне Совиньон» урожая 1998 года. На «Никелодеоне» идет «Губка Боб». Временами я переключаюсь на Пи-би-эс, чтобы посмотреть «Улицу Сезам» или «Медвежонка Барни». Лучше бы это были «Проделки Бивера», но к «Ти-ви-ленд» мы не подключены.

— Энди!

Я вновь чувствую себя шестилеткой: будто я не пошел в школу, валяюсь в кровати и смотрю телик, а мама варит мне манную кашу с бананами и поджаривает коричный тост. Небольшое отличие: на стенах нет плакатов с героями комиксов, зато повсюду раскиданы бутылки.

И мама не готовит мне завтрак.

И сердце мое больше не гоняет кровь по жилам.

— Энди!

Вот уже почти три месяца я живу в винном погребе в доме родителей, а она до сих пор ждет, что я откликнусь на зов.

Со вздохом я выключаю телевизор и встаю. Плетусь к лестнице, волоча левую ногу. Наверху стоит мама, мне виден ее силуэт в лучах света, льющегося из окон кухни.

— Сынок, папа чинит раковину. Ты не поможешь ему?

Из-за ее спины доносится голос отца:

— Лоис, не нужен мне никто! Будь добра, оставь меня в покое!

— Чепуха, — не сдается мама. — Энди будет рад помочь. Правда, милый?

Я гляжу на нее, хлопая глазами. Интересно: она свихнулась, когда я попал в аварию и умер, или когда меня забрали из приюта, и я стал обитать и столоваться у них?

Отец снова заверяет, что в моих услугах не нуждается и что нюхать вонь от разлагающегося трупа у него нет никакого желания.

— Всего несколько минут, — шепчет мама, отвернувшись от меня. — Дай ему почувствовать себя нужным.

А то я не слышу.

— Ну, чего рот разинул? — обращается она ко мне. — Давай-ка, поднимайся и помоги отцу!

Можно не обращать внимания, сидеть у себя и смотреть телевизор, но она не угомонится. Будет звать меня своим заунывным голосом, беря последний слог октавой выше. Даже телевизором ее не заглушить. Пробовал — бесполезно.

Подъем на пятнадцать ступеней из винного погреба отнимает у меня почти две минуты. И все это время отец беспрестанно ворчит: у всех нормальные семьи…

Не каждому воскресшему жмурику повезет заселиться к родителям, и не у каждого есть друг или родственник, готовый распахнуть перед ним двери своего дома. Добрая половина остается на улице или попадает в приют, а самых невезучих отправляют на органы, продают в медицинские учреждения или центры ударных испытаний. И совсем редки случаи, когда супруг или супруга принимает воскресшего обратно в свои объятия, особенно если в доме есть дети. За другие штаты не скажу, а у нас в Калифорнии управление по охране прав детства смотрит неодобрительно на тех родителей-одиночек, что пускают к себе зомби. Что касается прав на посещение ребенка — у оживших мертвецов таковых нет.