Алана Инош - Слепые души

 – На что вы гадаете?

 – Встретимся ли мы снова, – ответила она.

 Как вы думаете, что у неё вышло? «Встретимся». Причём мне пришлось поверить ей на слово, потому что она гадала не вслух, а про себя, чуть шевеля губами. Последний лепесток она не стала отрывать, а протянула вместе со стебельком мне, блеснув в улыбке рядом ровных, ухоженных зубов.

 – И что это значит? – спросила я.

 – Это значит, что ты должна дать мне свой номер телефона, – ответила Альбина.

 – А как вы его запишете? – удивилась я. – Вы же... ну, не видите.

 – Я запомню, – улыбнулась она. – У меня хорошая память.

 Я назвала одиннадцать цифр, а она сразу же на ощупь ловко нажимала соответствующие клавиши на своём телефоне. Потом она нажала кнопку вызова, и в моей сумочке заиграла мелодия звонка.

 – Значит, ты меня не обманула, и это действительно твой номер, – сказала Альбина.

 – Почему, по-вашему, я должна была вас обмануть? – слегка обиделась я.

 Она убрала телефон, помолчала, вертя в пальцах ромашку.

 – Ничего... Забудь. Ты не будешь против, если я тебе позвоню?

 Я сказала, что не буду против. Я проводила её до машины, а она, прежде чем сесть, дотронулась на прощание до моей руки. А я, хоть и не знала наверняка, что именно у неё выпало на ромашке, зачем-то сжала её пальцы. Это пожатие было почти так же интимно, как близость: ладонь крепко вжимается в ладонь, её кожа плотно соприкасается с моей, и она как будто входит внутрь меня.

 Вернувшись, я сама взяла ромашку и погадала. На последний лепесток выпало «встретимся». Взяв телефон, я присвоила высветившемуся на экране последнему пропущенному вызову имя «Альбина».

 Вот так мы познакомились.

 Утром отец ушёл на работу. Всё как обычно. Он как будто пришёл в себя, перестал пить, «переморщился». Я должна бы вздохнуть с облегчением и наконец отоспаться, но вздоха не получается.

 Он ушёл на работу, как обычно. Не зная, что я задумала. Бедный, бедный папа, что он увидит, когда придёт домой…

 Я знаю, это подкосит его. Но больше так я не могу.

 Не знаю, что со мной. Это какая-то стена, она вокруг меня, и я не могу сквозь неё пробиться, не могу её раздолбить. Я как будто парализована. Я стою на месте и не могу сделать шаг. Это вроде бы просто, все это делают, а я почему-то не могу. Не знаю, что это со мной.

 Очевидно, со мной что-то не то. Почему я такая? Не знаю. Не могу найти ответа. А вокруг такое дерьмо, что жить не хочется. Не хочется искать, не хочется строить, не хочется дышать. Вы скажете: струсила. Не буду с этим спорить и что-то доказывать. Я не хочу ничего доказывать, потому что не знаю, что именно нужно доказывать. И нужно ли вообще. Потому что всё равно никто не слушает. Всем плевать.

 Кто я? Я никто. Я могла бы стать кем-то, но не вижу смысла. А может, и не могла бы. Потому что что-то не так в моей голове. Всё зависло. Наверно, надо начать с начала. Перезагрузка…

 Ника, пожалуйста, не следуй моему примеру. У тебя вполне может что-то получиться. Ты – не я, хоть мы и похожи. Если тебе кто-то скажет, что ты никто и звать тебя никак, ты плюнь этой сволочи в глаза. И живи всем назло. Но если ты последуешь за мной, мы ТАМ обязательно встретимся, и я обещаю, что ТЫ У МЕНЯ ПОЛУЧИШЬ. Только попробуй!

 Наверно, вы скажете: вот дура, чего ей не жилось? Она даже и жить-то не начала. Говорите, что хотите. Мне от этого не легче. Из моей жизни получилось какое-то недоразумение, а вернее, вообще ничего не получилось.

 Итак, отец ушёл на работу, сейчас девять утра. Я принимаю душ, мою голову, сушу волосы феном, накладываю макияж. Зачем? – спросите вы. Да так. Хочется выглядеть.

 Десять утра. Иду в туалет, освобождаюсь от нечистот в моём теле. Надеваю ночную рубашку, открываю кран, набираю в ванну тёплой воды. Пока вода набирается, точу нож. Чтобы кровь не сворачивалась, глотаю пачку таблеток нурофена – это обезболивающее средство, и у него есть свойство разжижать кровь, способствуя кровотечению. Это мне кстати. Кстати ещё и то, что он вызывает у меня сонливость. Надеюсь, будет не так больно и не так страшно.

 Ванна набралась. Я стою, глядя в воду. Она ещё прозрачная, но скоро станет красной. И вдруг – телефонный звонок.

 Я долго не снимаю трубку, но телефон настойчиво звонит. Интересно, кому я ещё нужна? Я стою с ножом в руке, пока звонки не прекращаются.

 Странно, но этот звонок выбил меня из колеи, поколебал мою решимость. Я уже собиралась уйти, но он вдруг прозвучал, а я не сняла трубку, и теперь мне интересно, кто это был. Я не могу уйти, пока не узнаю, кому я понадобилась.

 Вода в ванне остывает, а я сижу на кухне и жду, не позвонят ли снова. От нурофена мутится в голове, клонит в сон, слегка подташнивает. Тошнота усиливается, становится нестерпимой, и я больше не могу. Я бегу в ванную и блюю. Не до конца растворившиеся таблетки, не могу сосчитать, сколько. Шесть или семь, а может, пять. Или четыре. В глазах мутится. Я повинуюсь властному приказу организма: избавься от этого. Я пью воду из-под крана, долго пью, пока опять не начинает тошнить. Надавливаю на корень языка, желудок подскакивает и выплёскивает наружу воду вместе с таблетками. Струсила, качает головой Ничто. Да, я струсила, и этим я горжусь.

 Звонок пробивается ко мне, как сквозь толстый слой ваты. Я поднимаю трубку, но там длинный гудок, и я соображаю, что звонит сотовый. На подгибающихся ногах я плетусь в комнату. На дисплее телефона высвечивается «Альбина». Припоминаю: мы не виделись неделю, потому что я сказалась больной, но она звонила мне. Но последние три дня я перестала отвечать на звонки. Я выключила телефон. А сегодня утром отец это заметил и включил его снова.

 Не знаю, почему, но я всё-таки отвечаю. Язык еле ворочается в моём пересохшем рту.

 – Да…

 Её голос:

 – Настя, это ты?

 – Да, Аля, это я…

 – Что у тебя с голосом? Тебе плохо?

 Я не могу говорить. Оттого, что я вдруг услышала её голос именно сейчас, на глаза наворачиваются слёзы, в горле невыносимо саднит. Безумно хочется плакать. Ведь я люблю её. И она сказала, что тоже любит меня.

 – Настенька! Почему ты не отвечаешь на звонки? Я беспокоюсь… Как ты, как себя чувствуешь?

 Я говорю правду:

 – Паршиво…

 – Настя, у тебя голос такой, будто ты после наркоза! Что с тобой?

 – Не знаю, наверно, это из-за таблеток…

 – Каких таблеток? Господи, малыш, чего ты наглоталась?!

 – Да нет, я уже… Уже… – Не могу построить из слов нормальное предложение. То ли слова забыла, то ли грамматику.

 – Настенька, жди меня, я буду у тебя через полчаса!

 Я хотела сказать, что уже выблевала все или почти все таблетки, но она уже разъединилась. Сердце сжимается от пронзительного: я люблю. Я сижу на кухне на подоконнике, смотрю на слякоть и грязь, на остатки золотого убора на оголяющихся ветках, на суетливо мелькающие по дороге туда и сюда машины, на серое небо, а сердце тепло и мучительно ноет: я люблю. Нож забыт на краю ванны, вода остыла, а я сижу, спасённая, жду и люблю её.