Вячеслав Денисов - Забытые заживо

Несмотря на шаткую связь, возникшую на палубе между путешествующими на судне вот уже третьи сутки людьми, за столиками – неком подобии летнего кафе на открытой палубе – снова воцарилось молчание. Первым его нарушил Левша.

– Вы задали америкосу вопрос, – уже по-русски заговорил он, – он вам ответил. А потом вопрос задал он, и у меня такое ощущение, что ответа на него вы не дали. Между тем он ушел, не дождавшись его, как если бы он его услышал. Чертовщина какая-то. Что вы имели в виду, когда говорили, что верите мне и этой женщине, но не верите ему?

– Да, – срываясь голосом, добавила Маша, и Сергей, совсем уже поскучнев, скрестил на груди руки. – Я тоже хочу знать.

– Чайкам нечего делать на таком расстоянии от суши. Вот в чем дело. Тысяча миль – слишком далеко от берега. Вот что я имел в виду.

– То есть это был крик не чайки? – спросила женщина.

– То есть он ушел, догадавшись, что я имел в виду.

И все снова занялись своим делом. Левша откинулся назад, запрокинул голову и зажал волосы руками, чтобы они не закрывали лицо. Сергей завозился на стуле. Обстановка показалась ему удобной для возобновления прервавшегося монолога. Но женщина как раз и не была расположена слушать его. Подперев подбородок кулачком, она с интересом наблюдала за тем, как седой мужчина, ответив на какой-то простой вопрос мальчика, вытянул из серебряного кольца на столике салфетку, а из кармана рубашки привычным движением – ручку. Начертив что-то на салфетке и теперь рассматривая это на расстоянии вытянутой руки, он старался сопоставить свой рисунок и цифры под ним, а женщина по выражению его лица пыталась распознать переживаемые им в этот момент чувства. У обоих ничего не получалось. Она видела, как отец мальчика беспомощно посмотрел по сторонам, закинул голову, посмотрев на солнце, а потом – на наручные часы. И снова – никакой реакции. И вдруг он рассмеялся, скомкал салфетку и бросил ее на стол.

– Понимаешь, Мария… я ждал твоего «да» слишком долго… Достаточно долго для того, чтобы понять невозможность существования без тебя… Трещину в моем сердце видят уже все – на работе, родители… Скажи, что должно произойти, чтобы я увидел твои глаза… полные слез страсти и желания меня… Скажи!

– Простите, – произнесла Маша и улыбнулась вскинувшему брови седому мужчине, – я видела, что вы сейчас что-то рисовали. Это как-то относится к нашему общему разговору?

Он улыбнулся, покачал головой.

– Пустое. Забавы одинокого отца.

В знак благодарности она кивнула ему и убрала руку, на которую легла ладонь мужа. Ей вдруг захотелось поправить волосы.

– Я хочу еще кофе.

Макаров исподлобья смотрел на того, кому предназначалась эта почти просьба. Но тот играл желваками на скулах и, кажется, не слышал.

– Наша семья рушится… я люблю тебя… Тебя никто не будет любить так, как люблю я… Но разве ты не видишь, как рушится наша семья?..

– Два кофе! – крикнул Макаров, поднимая руку и привлекая внимание официанта. – Один – мне, второй – за этот столик.

Маша улыбнулась ему. Седой посмотрел на руку ее мужа. На безымянном пальце его правой руки сияло обручальное кольцо с бриллиантами.

– Молодые люди, вы не могли бы составить нам компанию? – Макаров улыбался этой паре. – Мы с Питером собираемся искупаться в бассейне. Меня, кстати, зовут Александр.

– С удовольствием! – ответила Маша, и глаза ее, не имевшие, казалось, природного блеска, вдруг сверкнули радостью.

– Простите, у нас дела, – отрезал Сергей.

– Ах, да, – сказала Маша, и два огонька, только что превратившие ее чуть затуманенные глаза в сияющие куда ярче мужниных бриллианты, потухли. – Простите. Я забыла.

Молчавший Питер наконец-то открыл рот. Посмотрев на отца, он выдавил, словно через силу:

– Он ударит ее и погнет кольцо.

Через минуту Макаров забыл об этих словах.

На полпути к бассейну их догнал косолапый старик-мексиканец с белогривой молодой метиской. Несмотря на безупречные черты лица и точеную фигуру метиски, ее волосы молочного цвета выглядели как-то неестественно. Еще более неестественно смотрелась на груди старикана золотоликая икона Девы Марии размером с кофейное блюдце. Она придавала старику вид священника, уже порядком отягощенного внешними атрибутами церкви и тем не менее окончательно ударившегося во все тяжкие. Макаров готов был поклясться, что на родине мексиканец приторговывает проститутками или кокаином. Но здесь он был просто Пабло. Он так и представился минутой позже: «Зовите меня просто – Пабло».

– Сеньор! Вы, сеньор, чей сын похож на молодого бога, – на мешанине из разных языков, но так до смешного удачно, что был понятен дословно, обратился он к Макарову, – могу ли я предложить вам партию в пул?

Макаров посмотрел на Питера.

– С ним побудет Розалия, – поторопился уладить эту проблему мексиканец. Звонко шлепнув метиску по тугой заднице, он строго бросил ей на испанском: – Не забывай, что он совсем мальчишка!.. На интерес? – последнее адресовалось уже седому.

– Разумеется. Пять долларов.

– Это большой деньги, – понимающе кивнул старик. – Я начал как раз с пять долларов, сеньор. Я украл их в забегаловка донна Лусии и через десять минут поставил их на петух Кривой Глаз. Я так хотел пирожного, я истекал слюна, но мне нужно было не одно пирожное, я хотел поднос!.. Обычный «американка», сеньор?

– Как тебя зовут, красавчик? – спросила красотка, едва они с мальчиком уселись в кресло неподалеку от стола. В одно кресло. Пока беспрестанно говорящий Пабло стучал шарами, устанавливая треугольник с ними на положенное место, Розалия наклонилась к новому другу с этим вопросом.

Питер посмотрел на девушку безразлично, как если бы смотрел на верхушки сосен из «Лексуса» отца.

А потом бросил игрушку в соседнее кресло. И стал смотреть, как отец, склонившись над столом, работает кием, как поршнем.

Щелчок! – и шар, врезавшись в клин собратьев, расколол правильную фигуру. Один из них, пущенный с места, как «Бугатти», нырнул в лузу. Второй, завертевшись юлой, доехал до отверстия и, мгновение покружившись, свалился…

Макаров поднял голову и посмотрел на Питера.

Он ударит ее и погнет кольцо, – вдруг сверкнуло в его голове.

«Вот дьявольщина, – расстроился Макаров, – иди пойми, что он имел в виду», – и тут же вспомнил о массивном, вызывающе дорогом кольце с бриллиантами, украшавшем палец Машиного мужа.

Левша, потягивая через соломинку только что доставленный к столику коктейль, сквозь черные очки наблюдал за помощником капитана. Последний, как и обещал, спустился на палубу. Но тех, с кем он мог бы продолжить разговор, уже никого не осталось. Даже Левша, который никуда не спешил, давно встал и ушел. И теперь, облокотившись на поручень и прижавшись спиной к надстройке, с высоты десяти футов Левша видел, как помощник капитана прошел мимо столика, за которым сидели мальчишка с отцом, смахнул с него исписанную и скомканную салфетку и – сунул в карман.