Дорога в обсерваторию - John Hall
— Эм… с вами все в порядке? — обратился я, при этом понимая, что в распоряжении у меня был всего один шаг для отвлечения внимания и растягивания времени, и таковой уже был использован. Что делать дальше и как вести себя в наступающем будущем, я не знал.
— Я боюсь… я не знаю, как попала сюда, — сказала она. — Ты же… ты же поможешь мне?.. — Девушка вновь посмотрела на меня, и в этот раз ее лицо было таким, как в первые две встречи, но та картина, которую я увидел до этого, теперь не покидала и — более того — сопровождала каждый взгляд на нее.
— Я… я… я… — словно квакая, сбиваясь, начал говорить я, но слова не покидали рта. Они задерживались в области легких и там затухали. Мне хотелось сказать «Я опаздываю на важную встречу!», но не получалось. Я хотел выдать и крайне весомое «Я пытался, но ты, больная на всю голову, устроила истерику и сбежала! Больше мне не улыбается работать для тебя проводником» — но нутро удерживало меня от столь соблазнительного действа.
— Сгинь в аду, тварь! — прорычал старик-звонарь, выпрыгивая из тумана. Он схватил меня за плечо, резко дернул назад, на самом деле отталкиваясь и придавая таким образом себе ускорение, и навалился на девушку.
Я не видел того, что было дальше, только слышал… как тонкий голосок взревел бесноватой истерикой, затем засмеялся, а потом умолк, будто бы покинув мир навсегда. Голоса старика при этом слышно не было. Мне даже показалось… нет, почудилось, что его существование прервалось так же внезапно, как он второй раз за ночь выпрыгнул… третий раз за эту ночь выпрыгнул из тумана! Но мне это только показалось. На самом же деле я надеялся, что все не так плохо, как могло выглядеть со стороны. Вообще у меня было много вопросов, которые мне хотелось бы задать, но… я понимал, что придется ждать до рассвета, после чего достаточно долго пытать собственным любопытством окружающих.
Как бы то ни было, после того как наш «настоятель» и «хранитель дома света» оттолкнул меня, я сделал несколько неуверенных шагов назад, старательно при этом удерживая равновесие, но все же упал. Фонарик только чудом остался цел.
Поднявшись, я крутанулся на месте в попытке найтись в пространстве, и тут понял, что потерял рюкзак.
— Проклятье! Рюкзак! А ведь там документы… там практически вся моя жизнь — и! — малиновое варенье, которое в данный момент может стоить даже больше, чем жизнь! — На самом деле позже, вспоминая об этом, я думал: «Какую же чушь я тогда порол!»
* * *
Не обнаружив рюкзака, я начал метаться из стороны в сторону. Я пытался найти то место, откуда меня вышвырнул старик, но не мог. Фонарик не пробивался сквозь почерневший туман, который стал похож на грозовую тучу, спустившуюся на землю.
Издалека начали доноситься ужасающие звуки. Они застыли где-то между сражением и чавканьем. О втором мне думать не хотелось, потому что было понятно: как только все стихнет, я стану следующим. Следующим мне быть не хотелось. Но и не хотелось прощаться с рюкзаком, пусть я и осознавал риск, связанный с нахождением… возможным нахождением.
Время ощущалось не так, как текло. Казалось, словно оно утекало сквозь пальцы. С другой стороны, каждая секунда тянулась, как нагретая резина или дешевый пластик, который все никак не мог разорваться, разделившись на две части. На самом же деле время никоим образом не изменилось и продолжало свой размеренный ход, а рюкзак все никак не хотел отыскиваться. Более того — звуки утихли, а это ничего хорошего не означало.
— Проклятье! Кобыла недобитая!.. Угораздило же встретить тебя и попытаться помочь! — прорычал я. — Надо было не обращать внимания! Не надо было слушать совесть и думать о карме! Надо было думать о том, что благими намерениями скорее окажешься в преисподней, нежели вознесешься! — продолжал потихоньку рычать я, при этом остановившись и вращаясь на месте, разрезая светом фонаря отступивший, но сохранивший при этом большую часть своей плотности туман.
«И что мне делать?!» — подумал я, а в следующий миг в плотной пелене показалось несколько больших ламп. Две из них — красная и синяя. Они поочередно мерцали, своим светом прогоняя наваждение, опустившееся на город. Оставшиеся — размером гораздо меньше — светили желтым, и это были противотуманки, и именно они позволили мне увидеть рюкзак. Я ринулся к нему. Он лежал в паре метров от меня, на земле, что позволило быстро схватить его за специальную ручку — и вот тут я оплошал.
Копы ехали пусть и не очень быстро, но они не могли увидеть меня в тумане. У них не было ни единого шанса рассмотреть мою внезапно появившуюся перед ними фигуру. В связи с этим они мчались на меня. Кажется, они ориентировались на свет фонаря, но не могли рассчитать расстояние…
Я отпрыгнул в последний момент. Это спасло мне жизнь. Правда, равновесие я не смог поймать за хвост, в связи с чем достаточно быстро и неловко начал пятиться, с каждым шагом приближаясь к пропасти. Дальше был отбойник, о который я ударился и через который перевалился.
* * *
Что такое «лететь кубарем»? Это — скатываться с большой скоростью и огромной вероятностью никогда впредь не подняться.
Что такое «лететь кубарем со склона горы»? Это — девяностодевятипроцентная вероятность отправиться в прекрасное и в то же время злачное место. И при этом я прижимал к себе рюкзак и всем своим телом защищал банку с вареньем. Мне не было страшно напороться на осколок стекла. Нет! В тот момент я ни о чем подобном не думал, своей группировкой отыгрывая ежика… скатывающегося со склона, поглощенного туманом.
Сколько это продолжалось, не знаю, но в какой-то момент удары прекратились. Земля подо мной закончилась. Я летел в направлении реки и прощался с жизнью.
Хотя об этом нельзя сказать «прощался». Прощание — осознанное действие. В том же, что делал я, осознанности не было. Лишь огромное количество несвязных мыслей, которые приводили меня к вакууму. К пустоте. В которую я летел, продолжая при этом вращение в воздухе.
Удар. Вода обняла и постаралась хлынуть в рот, но зубы были настолько сильно стиснуты, что должны
