А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом

Отец вернулся с тяжелой кувалдой.

— Вот смотри! — сказал он и врезал по стене в том месте, где когда-то родились котята. Раз-два! Вверх-вниз! Ден работал кувалдой как одержимый. Куски штукатурки и кирпичей

летели во все стороны. Обнажилась проводка и за ней, на кучке пыли и обрывках газет, лежали какие-то маленькие сморщенные штуковины.

— Видишь? — Отец ткнул в них кувалдой. От одной сморщенной штуки отползла, извиваясь, дюжина серо-белых личинок. — Видишь, мать твою так?! — Он орал в полный голос, но Наоми снова казалось, что его голос доносится откуда-то издалека. Из плотно закрытой банки.

Она смотрела на них. Жесткие, костлявые, сморщенные, как сухие абрикосы. Сердце бешено колотилось в груди, в горле застрял комок, в глазах потемнело. Что это, тельца мышей, которых котята поймали и спрятали про запас?

А потом ей показалось, что она сейчас упадет в обморок. Точечки темноты плясали в уголках глаз, а на солнце как будто нашло затмение. Мир исчез. Отец тоже исчез. Наоми просунула руку в новую дыру. Сначала — руку, потом — голову. Ей казалось, что она влезла в дыру вся. Она видела трубы, провода и пыль.

10

— Я ее слышу, — сказала мама. — По-моему, она что-то сказала.

Отец ответил не сразу:

— Она уже три дня подряд выдает какие-то странные звуки, а сейчас вообще рычит по-звериному, и ты решила, что она выздоравливает...

— Она что-то сказала. Милая? Ты что-то хочешь сказать?

Но у Наоми и в мыслях не было разговаривать с ними сейчас. Она держала Хьюго на коленях и осторожно гладила его по спинке — осторожно, потому что знала, что он не любит, когда его шерстка встопорщена. Задира играл с клубком, а остальные котята спали вповалку.

— Ты посмотри на нее, — сказал отец.

— Доча? — позвала мама из-за стены. — Ты хочешь что-то сказать?

— Ты думаешь, ей помогут твои судорожные объятия? Думаешь, она пойдет на поправку, если ты будешь с ней так вот нянчиться? Она все понимает, не дура. Она знает, что делает.

Зелда упала на спинку, потянулась и широко зевнула, задев усами по голой ноге Наоми. Щекотно.

— Наоми? — в который раз спросила мама.

— Она все это специально. Притворяется, чтобы привлечь внимание. И ты идешь у нее на поводу. А она это специально, чтобы нам досадить...

— Да нет же. Посмотри на ее губы. Она пытается что-то сказать. Посмотри, Дэн. Господи! Она пытается говорить. Наоми, солнышко, золотая моя, скажи маме, что такое с тобой? Как ты? Малыш?

С другой стороны стены Наоми слушала мурлыканье, зарывшись лицом в припорошенный пылью мех. Ритмичный гул под нежной шерсткой, похожий на колыбельную. Ей было так хорошо и тепло там, внутри стен, с пятерыми котятами.

— Боже, опять она начала, — раздраженно сказал отец.

— Заткнись, Дэн. Пусть.

— Это невыносимо! Как ты можешь спокойно сидеть с ней рядом, да еще обнимать, когда она вытворяет такое?!

— Наверное, мне просто не все равно...

Наоми мяукала и раскачивалась взад-вперед, мяукала и раскачивалась... ей было спокойно и хорошо. Здесь, в стене, она ощущала себя в безопасности, защищенной от хищников. Здесь, в стене.

Она увидела, как один из котов встрепенулся и настороженно замер. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Он почуял добычу. Кто-то забрался на их территорию. Какой-то непрошеный гость в их потайном волшебном королевстве.

Майкл Кеднам — ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРИЧИНЯЛ ЗЛО КОШКАМ

Если кошки попадали к Карлу, у них вряд ли оставалось девять жизней. Как только у него заводилось очередное животное, можно было с уверенностью сказать, что скоро оно отдаст богу душу. И дело даже не в том, что Карл был психом и убивал их, хотя, возможно, вам доводилось слышать о нем именно это.

Карл был по-своему добрым малым, но стоило его смутить, он расстраивался и начинал вопить и бросаться вещами. Солнце и луна никогда не спрашивают разрешения, чтобы проплыть по небу. Карл тоже не спрашивал ни на что разрешения.

Иногда Карл вставал по ночам, когда ему не спалось, что случалось довольно часто из-за тех проблем, о которых вы все слышали, наливал гвоздичное молоко в кофейное блюдечко, такое маленькое, в которое едва помещается чашечка для кофе. И какая-нибудь из кошек Карла лакала насыщенную жидкость, которую надо было бы развести водой или по крайней мере кофе, но Карл никогда ничего не разводил.

Огнестрельное оружие развешано у него по всему дому, хотя Карл утверждает, что ненавидит его, и можно предположить, что образ его жизни довольно безрассуден, — глядя на пустой бассейн во дворе его дома, покосившиеся рекламные щиты, брошенные рядом с пилорамой, и множество предметов, которые Карл пытается продать на аукционах.

Но мне попадались кошки, которые неплохо себя чувствовали у Карла. У него было около дюжины этих животных, и все они спали на солнышке у крыльца рядом с каким-то станком и на крыше, на которой после землетрясения образовалась своеобразная ложбинка, где они с удовольствием прятались от назойливых соек. Птицы думают, что кошки — это всего лишь объект для развлечения, если они смогли забраться в такую щель.

Как-то раз он потратил кучу денег на конкурс за новую телевизионную станцию, ту, которую выставили на аукционе с просроченной лицензией, а потом всячески пытался поставить ее на ноги, прежде чем эта компания стала 11-м каналом.

Когда произошла утечка газа и погибли все, кроме Карла, он вовсе не виноват был в том, что погибли только кошки.

А потом, когда он бросил колесный диск в высохший пруд, потому что думал, что там находится судебный пристав, это было чистой случайностью, что соседская русская голубая в этот момент ловила там мышей. Благодаря этому он снова попал на страницы газет, потому что к этому моменту Карл стал знаменитостью в дурном смысле слова, то есть если б он мог заплатить, чтобы избавиться от такой популярности, он бы это сделал с превеликим удовольствием. Было открыто дело о корме для кошек под названием «Девять жизней», что обычно связывалось с Карлом, и было ясно, что он войдет в историю как человек, который причинил вред кошкам.

Какое-то время Карл говорил своей бывшей жене, что некрасиво поливать его грязью. Она соглашалась с этим, но выступила несколько раз на радио, рассказывая о нем и его делах, и после этого их уже никогда не видели вместе. Карл говорил всем, как сильно он любит кошек, и даже привычный треп о проблемах смога то и дело прерывал фразой типа «Нет ничего лучше кошек» или «Ни дня нельзя прожить без кошек». Но из-за этого он попадал в еще большие неприятности. Слава богу, что расследование было прекращено, однако ходили слухи, что Карл убивал кошек, чтобы готовить из них тушенку.