Хилари Бэйли - Невеста Франкенштейна

— Эта ваша миссис Доуни — женщина с характером. — С ней не пропадешь…

Однако я на это ничего не ответил.

У мистера Уортли я сделал заявление о том, что имею основания подозревать, будто человек, проживающий на причале в Челси, располагает информацией, касающейся обстоятельств смерти миссис Франкенштейн и ее ребенка, и может оказаться соучастником преступления. Хьюго подтвердил мое заявление, и Уортли направил людей для задержания подозреваемого. Позже я узнал, что тот еще ночью ушел из своего логова в неизвестном направлении. Когда его сослуживцы пришли утром на работу, они не обнаружили на месте ни самого великана, ни его скудных пожитков.

Но как же счастлив я был всю следующую неделю! Как хорошо мне было безо всех этих мрачных мыслей, тайн, ужасов и сомнений! И хотя в это мало кто может поверить, но я честно признаюсь вам: те нежные чувства, которые питал я к Корделии, позволили мне отбросить все мрачные мысли, тем более что и у самой Корделии нежные чувства ко мне разрастались с каждым днем. Такое время выпадает на нашу долю нечасто, а потому оно нам особенно дорого.

А поскольку я теперь был признан поклонником, Корделия, хоть она и выросла в семье со свободными взглядами, считала невозможным жить вдвоем в доме с человеком, который вскоре должен стать ее мужем. Либо мне следовало переехать, либо с нами должна оставаться миссис Фрейзер. И так как у последней не было особо серьезных причин немедленно возвращаться домой, она решила остаться. Нет ничего удивительного в том, что, будучи влюблен, причем взаимно, я был настолько счастлив, что смог запросто выбросить из головы все мрачное и неприятное. Мы говорили о наших планах, о поездке ко мне домой в Ноттингем. Я начал уже забывать страшные и запутанные обстоятельства дела Виктора Франкенштейна (со стороны которого в течение всего этого периода не было никаких вестей, а также заверений в том, что наши дружеские отношения по-прежнему в силе). Вспоминая иногда об этом деле, я уверял себя, что оно закончилось. Увы! Этому не суждено было случиться. Ужасные новости не заставили себя долго ждать…

11

Стоял февраль. Однажды утром к нашему дому подъехал член городского магистрата мистер Уортли, прервав мою работу над словарем, и сообщил кошмарную новость.

По его словам, Виктор Франкенштейн лежит сейчас в крайне тяжелом состоянии, он находится на грани между жизнью и смертью. Ранним утром, за день до этого, его нашли в его собственной гостиной с открытой колотой раной, нанесенной, казалось, человеком невменяемым. В той самой длинной, мрачной комнате, из окна которой я когда-то увидел наблюдавшего за домом человека. Окно комнаты было разбито точно так же, как в ночь убийства Элизабет Франкенштейн. Однако на этот раз на лужайке, на свежем снегу, остались четкие, огромные и несколько необычные следы ног, говорившие о присутствии здесь хромавшего человека невероятно большого роста.

Уортли добавил еще один страшный факт: следы, свидетельствовавшие о пребывании человека, остались и в домике садовника. Внутри домика обнаружили сваленную в кучу одежду, которая взята была из дома Виктора, — что-то типа спального места. Там же находилось и изодранное в лохмотья черное пальто. Кругом валялись засохшие остатки пищи, стояла даже тарелка, которую вынесли из дома Виктора. Ясно, что кто-то жил в этой избушке и выносил все необходимое из жилища Франкенштейна. Мистер Уортли не сомневался, что именно этот человек пролез в дом и едва не убил Виктора. Не сомневался он и в том, что этот сумасшедший и являлся тем самым чудовищем, о котором я ему когда-то сообщил.

— Пока мои люди разыскивали этого преступника, — с горечью заметил Уортли, — он был в таком месте, в котором никому бы и в голову не пришло его искать, — в непосредственной близости от своей жертвы. Он и не помышлял о бегстве. Совсем наоборот — расположился поближе к человеку, которого собирался убить.

Я был в ужасе от произошедшего и сказал, что хочу сейчас же пойти к Виктору.

— Тут есть еще одна вещь, — сказал Уортли, испытывая некоторую неловкость. — Когда слуги подняли тревогу и обнаружили вашего друга в луже крови, с ним оказалась дама — та самая немая леди. Она не выпускала его из своих объятий. Наверное, она до сих пор там.

Я представил себе эту ужасную картину. Виктор, смертельно раненный, лежит в этой мрачной гостиной на Чейни-Уолк, под разбитым окном; следы его убийцы четко видны на заснеженной, белой лужайке; и Мария, не способная вымолвить ни слова и позвать на помощь, не отходит от Виктора, который каждую минуту может умереть.

Уортли продолжал:

— Как жаль, что она не может ничего сказать. Ведь когда мы возьмем того, кто напал на миссис Франкенштейн (и кто вполне может оказаться убийцей мистера Франкенштейна, ибо последний сейчас находится между жизнью и смертью), нам обязательно потребуется свидетель. Но эта женщина не имеет возможности рассказать нам, что произошло. Вы ее знаете? Можно ли как-то сделать, чтобы она заговорила?

Я ответил, что, насколько мне известно, это невозможно.

Затем я отправился к Виктору в сопровождении Корделии, которая заявила, что готова помогать, чем только сможет.

Когда лошади, цокая копытами, вывезли нас по обледеневшей дороге на Чейни-Уолк, было холодно, но ясно. Крепко схваченная льдом Темза блестела на солнце. Судно со свернутыми парусами оказалось запертым во льду посреди канала; вокруг него с криками катались мальчишки. На причале, где недавно обитал и работал убийца, напавший на Виктора, рабочие разожгли большой костер из прибитых к берегу деревяшек и стояли вокруг него, греясь. Теперь работы у них не предвиделось до тех пор, пока река не освободится ото льда.

Дворецкий Виктора с выражением чрезвычайной озабоченности и беспокойства на лице открыл нам дверь и сказал, что проводит нас в комнату Виктора. В доме было холодно, и дворецкий, извиняясь за это, объяснил, что вся прислуга, и мужчины, и женщины, в страхе разбежались. Мы стали подниматься по огромной, холодной лестнице в спальню Виктора. Поднявшись, я оглянулся назад, на большую, безжизненную гостиную, и увидел там двоих мужчин крепкого телосложения, играющих в карты. Их, несомненно, наняли, чтобы защитить дом Виктора от возможного нападения. Однако когда я высказался по этому поводу, дворецкий, покачав головой, заметил:

— Лучше бы они были здесь прошлой ночью. Хороша ложка к обеду. Увы! Доктор считает, что дни мистера Франкенштейна сочтены.

Поднявшись на верхнюю площадку лестницы, мы с удивлением увидели, что там сидит, укутавшись в накидку, миссис Джакоби. При нашем с Корделией приближении она поднялась с места. Лицо ее осунулось, она выглядела лет на десять старше. Она заговорила со мной таким тоном, словно речь шла о деле, не терпящем отлагательств.