Сьюзан Хаббард - Иная

Сидевшая рядом девочка предложила мне еще картошки, и я медленно жевала угощение, смакуя его солоноватый вкус.

— Меня зовут Лили, — представилась моя соседка.

Ее темно-каштановые волосы были заплетены в крохотные косички, каждая из которых заканчивалась бусиной.

— А я Ари.

Мы кивнули друг другу.

— Хочешь, возьмемся за руки?

Она сунула свою ладошку в мою. Ладошка была маленькой и теплой. Большая машина неслась сквозь темноту, и мы с Лили заснули, держась за руки.

Мы останавливались дважды, чтобы заправить машину и освежиться. Когда я предложила поучаствовать в оплате бензина, они сделали вид, что не слышат. Мать семейства принесла гамбургеры и кофе, газировку и еще картошки фри и протянула мне завернутый в бумагу гамбургер, словно это была моя порция. Помимо тоника и протеиновых батончиков я планировала питаться только мороженым и яблочным пирогом в дешевых закусочных, в честь Керуака.

Я попыталась отказаться, но она сказала:

— У тебя вид голодный. Ешь.

Так я второй раз в жизни попробовала мясо. Сначала я думала, что меня сейчас вырвет, но обнаружила, что, если жевать быстро, но тщательно, то терпеть можно. И на вкус оказалось неплохо.

После еды отец семейства запел. После каждой песни он объявлял ее название, специально для меня.

— Это была «Я видел свет», — пояснял он. Потом: — Это было «Полнолуние в Кентукки».

У него был высокий тенор, а дети подпевали в припевах. Когда он перестал петь, все, кроме него, снова заснули.

Рано утром они остановились на выезде из Флоренции, штат Южная Каролина, чтобы выпустить меня, и, похоже, им было по-настоящему жалко со мной расставаться.

— Теперь будь осторожна, — сказала женщина. — Остерегайся полицейских.

Я шагнула в холодное ясное утро. Над плоским, кукурузного цвета ландшафтом с пятнышками мотелей и бензоколонок вставало солнце. Лили изо всех сил махала мне в заднее окно удаляющейся машины. Я помахала в ответ.

Я больше никогда ее не увижу, подумалось мне. Отец был прав: люди все время уходят. Они появляются и исчезают из твоей жизни, словно тени.

На то, чтобы поймать следующую машину, у меня ушло больше часа, и в итоге проехала я всего пятнадцать миль. Целый день я медленно, короткими отрезками с большими перерывами, продвигалась на юг и начала понимать, насколько мне повезло с первыми попутчиками. Я твердила себе, что каждая миля приближает меня к маме, но романтика автостопа потускнела.

Помня совет той женщины, каждый раз при виде полицейской машины я ныряла в кусты на обочине. Никто из них не остановился.

Большинство из тех, кто меня подвозил, ездили на автомобилях старых моделей. Джипы-паркетники и грузовики пролетали мимо. Один джип, как танк, едва не переехал меня.

Близился вечер, темнело, а я торчала на выезде посреди неизвестности, прикидывая, где бы провести ночь. И тут рядом затормозила красивая красная машина (серебристые буковки у нее на боку складывались в слово «корвет»). Когда я открыла пассажирскую дверь, водитель спросил;

— А не слишком ли ты юна, чтобы гулять тут в одиночестве?

На вид тридцать с небольшим. Невысокий и мускулистый, с квадратным подбородком и сальными черными волосами. В очках-консервах. Зачем он напялил их ночью?

— Мне достаточно лет, — ответила я.

Но он колебался. Внутренний голос подсказывал мне, что лучше не садиться.

— Ну, ты едешь или как? — сказал он.

Час был поздний. Я устала. Хотя вид его мне не понравился, я села.

Он сказал, что направляется в Эшвилл.

— Годится?

— Конечно.

Я не расслышала, произнес он «Эшвилл» или «Нэшвилл». Впрочем, оба названия звучали по-южному.

Мужчина завел двигатель, и машина рванула с обочины на шоссе. Он включил радио, оттуда посыпался рэп. Слово «сука» попадалось через строчку. Я сосредоточенно терла руки. Они окоченели от холода, несмотря на перчатки, но я их не снимала ради иллюзии тепла.

Сколько времени прошло до того, как я почувствовала неладное? Не много. На дорожных знаках было не I-95, а I-26, и мы ехали на запад, а не на юг. Чтобы попасть в Саванну, придется возвращаться по своим следам, сообразила я. По крайней мере, я не стояла на холоде под открытым небом.

Левой рукой водитель держал руль неподвижно, а правой время от времени потирал его. Ногти у него были длинные и грязные. Желвак на правой щеке появлялся и пропадал, появлялся и пропадал. Время от времени он поглядывал на меня, а я отворачивалась к пассажирскому окну. Снаружи в сгущающейся темноте почти ничего не было видно. Только дорога, освещенная передними фарами, убегала вперед, плоская и пустынная. Постепенно шоссе пошло на подъем. Я навострила уши и судорожно сглотнула.

Спустя два часа машина свернула с обочины и понеслась так быстро, что я не успела разглядеть табличку.

— Куда вы едете?

— Нам надо перехватить чего-нибудь. Ты ж наверняка голодная, — сказал он.

Однако машину направил в сторону от огней заправочной станции и кафе быстрого питания и, проехав еще около мили, свернул на проселочную дорогу.

— Расслабься, — бросил водитель, не глядя на меня. — Я знаю тут одно чудное местечко.

Похоже, он не знал точно, куда направляется, потому что сворачивал еще трижды, прежде чем выехать на взбиравшуюся на холм извилистую грунтовку. Домов я не видела, только деревья. Когда он заглушил двигатель, у меня засосало под ложечкой.

Мужчина сгреб меня обеими руками, он был сильный.

— Расслабься, расслабься, — твердил он и смеялся, как будто находил мое сопротивление забавным.

Когда я притворилась, что расслабилась, он принялся одной рукой расстегивать мне штаны, и тогда я прянула вперед и укусила его.

Я не планировала этого сознательно. Просто увидела его открытую, незащищенную шею, склоненную ко мне, и это случилось…

Я до сих пор слышу его вопль. Он звучал по-разному: сначала удивленно, потом сердито, потом испуганно и наконец умоляюще — всего несколько секунд. А потом я слышала только громкий стук собственного сердца и хлюпающие звуки насыщения.

Каково это было на вкус? Как музыка… Как электричество… Как лунный свет на бегущей воде…

Я напилась до отвала, а когда остановилась, моя собственная кровь пела у меня в ушах.

Следующие несколько часов я шла по лесу. Мне не было холодно, и я чувствовала себя достаточно бодрой, чтобы пройти пешком много миль. Над головой висела почти полная луна — бесстрастный свидетель. Постепенно прилив энергии иссякал. В животе заурчало. Не заболела ли я? Пришлось сделать привал на пеньке. Я старалась не думать о том, что совершила, но все равно думала об этом. Жив тот человек или умер? Я надеялась, что умер, и приходила в ужас от таких мыслей. Во что я превратилась?