Джулия Плек - Древние. Возвышение

Никто в здравом уме не станет нападать на вампира вслепую. Никто, независимо от того, насколько он глуп или зол, не попытается приблизиться к этому дому и ворваться в него, зная, что она где-то внутри. Никто, если он один; но что, если нападающих будет много? Раны на теле Элайджи оставлены десятками оборотней. Снаружи может оказаться вся стая, члены которой сейчас пребывают в человеческом облике, но, вероятно, горят желанием завершить начатое. Или, возможно, там Эрик Моке, который каким-то образом выследил ее и привел сюда свое войско.

Микаэльсоны прибыли в Новый Орлеан в поисках убежища. Предполагалось, что тут будет их дом, их тихая гавань. Но город превратился в ловушку. Их разоблачили, они в окружении врагов и всегда настороже. И никакого тебе безопасного пристанища.

Ребекка выглянула между двумя зелеными холщовыми занавесками, но на залитой солнцем лужайке все было спокойно. Даже вглядываясь изо всех сил, она не видела никаких признаков того, что среди деревьев кто-то прячется. Ей оставалось только выжидать.

Она переставила мебель, выбрала себе самую большую спальню и попыталась вычесать из волос остатки речного мусора. Развесила на просушку платье на полуразвалившемся крыльце и в одной влажной хлопковой сорочке попробовала кое-что из оставшейся от предыдущего хозяина выпивки, оказавшейся на удивление приемлемой. Она ждала, наблюдала и боролась со своей паранойей за все, что имело для нее ценность.

Когда солнце наконец снова стало спускаться к горизонту, она решила, что пришло время еще раз проведать Элайджу. Может, у него уже достаточно сил, чтобы поговорить или, на худой конец, выпить с ней. А может, он сумеет рассказать, что стряслось и, следовательно, чего им надлежит бояться.

А вот сообщать ему тягостные новости о ее трагедии совершенно незачем. Пройдут недели, прежде чем Микаэль получит первые донесения Эрика, поэтому впереди уйма времени, чтобы огорошить брата такими известиями. Им придется уехать, но, куда именно они направятся, на самом деле не имело значения. Ребекка понимала, что беды будут следовать за ними повсюду.

Она отлила немного выпивки во флягу. Когда – если – сюда прибудет Клаус, у нее появится возможность поискать для Элайджи какую-нибудь пухленькую фермерскую женушку, чтобы он быстрее поправлялся. К тому же Клаус всегда чувствует слежку, так что жутковатые ощущения, от которых она страдает, его не потревожат.

Ребекка открыла крышку подпола и спустилась вниз. Одеяло, под которым лежал Элайджа, шевельнулось, и ее сердце подпрыгнуло от надежды, что брат наконец очнулся.

Потом глаза привыкли к темноте, и Ребекка зашипела сквозь зубы. Элайджа все еще был без сознания и лежал в той же позе, только его глаз в конце концов закрылся. Дыхание было поверхностным, а на высоком лбу выступила испарина. Организм сопротивлялся яду, как и следовало ожидать. А движение, которое она заметила, имело совсем другое происхождение.

В сыром подполе с деревянным колом во вскинутой руке на корточках сидел Эрик. Ребекка могла лишь уповать, что кол не сделан из белого дуба, но надежды на это было мало. Эрик нависал над обмякшим телом Элайджи, угрожая его жизни, которая и так висела на волоске. Он изумленно уставился на Ребекку. В ней с новой силой всколыхнулись вызванные его предательством чувства, вспомнилась каждая мелочь, и она бросилась на него.

Они покатились по полу прочь от Элайджи, оружие выпало из рук Эрика. Его тело казалось твердым будто сталь, каждая мышца была напряжена. Он попытался заговорить, и какая-то часть Ребекки хотела слушать. Даже сейчас его вид, его запах, его прикосновения затягивали ее, заставляя слабеть. Однако из-за этих предательских чувств Эрик уже навредил им больше чем достаточно.

Одной рукой Ребекка, как тисками, сдавила его горло и не давала дышать, пока ореховые глаза не закрылись.

Ребекке пришли на ум тысячи жестоких способов мести за свое разбитое сердце, но безопасность семьи перевесила, и прагматизм победил. Не было нужды ни в жестокой смерти, ни в таинственном исчезновении, совпавшем с ее собственным бегством. Его тело найдут в море неподалеку от Нового Орлеана. Обыденная, будничная смерть, и этого вполне достаточно для мести.

Глава 22

Два дня подряд заливая в себя некую янтарную жидкость, Клаус наконец ощутил себя в достаточной мере пьяным. Почти. Если ему удастся на протяжении нескольких лет поддерживать такой недоступный обычному человеку уровень интоксикации, тогда, возможно – возможно – он начнет забывать, как Вивианн повернулась к нему спиной. Как обычно, отзывчивые дамы из «Южного местечка» сделали все, что в их силах, стараясь отвлечь его от неприятностей. Особенно отличилась одна пышущая здоровьем энергичная брюнетка, взявшая на себя миссию облегчить боль Клауса. Для этого она использовала хороший виски, милые добродушные шутки и все до последнего профессиональные навыки, требующиеся для ее ремесла.

Лучше всего в ней было то, что она решительно ничем не напоминала Вив. Исключением стал лишь тот момент, когда Клаус заметил, насколько несхожи между собой эти две женщины. Потом он потребовал еще виски, и все снова закружилось, как в вихре.

Клаус подозревал, что рано или поздно ему придется оставить это счастливое забытье и вернуться к реальной жизни, но никакой спешки не было. Сейчас ему все нравилось, к тому же место, где он находился, не могло обмануть его ожиданий. Возможно, братец и сестрица нуждаются в спасении – когда дело касалось того, чтобы держаться подальше от неприятностей, они оказывались на диво бездарными, – но и они, конечно, предпочтут, чтобы он вернулся к ним в наилучшей форме. Клаусу нужно еще несколько дней, а потом он будет готов смахнуть пыль со своего фирменного нахальства.

Брюнетка вновь наполнила его стакан, Клаус обхватил ее за талию и, похохатывая, усадил себе на колени.

– Я скучал по тебе, – похотливо проговорил он, а брюнетка пристроила свой пышный бюст поближе к его рту. Клаус сперва отведал виски, а потом – ее прелестей. Лучше всего, если это будет неделя, решил он. Мир вполне обойдется без него в течение недели.

Вивианн Леше, например, точно обойдется.

Во время их единственной ночи ему ни разу не пришло в голову, что она таким образом прощается с ним. Возможно, должно было, но каждой мелочи, которая могла бы его насторожить, находилось какое-либо иное объяснение. А самое лучшее объяснение заключалось в том, что Клаус имел привычку смотреть на мир, игнорируя при этом очевидное. Он не хотел видеть, что неодолимое упрямство Вивианн может работать как на него, так и против.