Джулия Плек - Древние. Возвышение

Все это явно сотворили оборотни. Ребекка подавила вопль ярости. Под полной луной эти звери рвали плоть ее брата и наполняли ее ядом. Но зачем? Яд вервольфа убивает обычного вампира, но не Древнего. Древние всегда выживают, если, конечно, не встретятся с колом из белого дуба. Однако боль и галлюцинации почти ничем не лучше второй смерти, и Элайджа, должно быть, прыгнул в реку в надежде, что вода вымоет часть яда.

Для перемирия это было как-то слишком, и Ребекка понадеялась, что Клаус уже увел в качестве небольшого трофея малютку-ведьму, невесту оборотня.

Прижав брата к себе, она подтащила его к берегу и ощутила облегчение, услышав слабые удары сердца. Нести его посуху оказалось значительно легче, хотя ноги вязли в грязи и путались в траве, которая словно бы из всех сил мешала ей идти. Ребекка так сосредоточилась на своем занятии, что донесшийся от протоки крик застал ее врасплох.

Человек в широкополой шляпе и неброской одежде охотника в изумлении таращился на них. Он поднял руку и снова окликнул Ребекку. Должно быть, он хотел помочь, и Ребекка была рада воспользоваться его великодушием. Поудобнее устроив Элайджу среди камышей, она бросилась на охотника так стремительно, что тот не успел даже вскинуть ружье. Ребекка сильно ударила его по голове, сопротивляясь дикому, страстному позыву свернуть шею.

Но было нужно, чтобы его сердце продолжало биться, поэтому Ребекка, судорожно вздохнув, заставила себя остановиться. Она оттащила обмякшее тело к Элайдже и прокусила шею охотника. Кровь потекла толстой красной струей, и Ребекка постаралась пристроить тело так, чтобы струя попадала более или менее в рот брата. Она подождала, надеясь, что тот придет в себя достаточно для того, чтобы начать кормиться, но даже та кровь, что он сейчас проглатывал, была лучше, чем ничего.

Наконец сердце охотника остановилось. Элайджа по-прежнему был без сознания, но Ребекке показалось, что его бледные щеки слегка порозовели. Должно быть, брат глубоко погрузился в вызванные ядом бредовые видения, но с каким бы демоном он сейчас ни боролся, со временем все равно вернется к ней. Ребекка снова взяла его на руки и со всех ног бросилась к дому.

Снова оказавшись в доме, она почувствовала себя противоестественно незащищенной и выставленной на всеобщее обозрение. Тут не было окон, и кто угодно мог зайти внутрь. Ребекка обошла оба этажа в поисках места, которое окажется достаточно безопасным для раненого брата, но везде ощущала себя ужасно на виду. Будто кто-то прятался неподалеку, наблюдая, как она перемещается из комнаты в комнату. В одной из спален второго этажа торчал кверху треснувший и перекошенный кусок подоконника, и Ребекка, злобно отодрав его, вышвырнула на двор.

Однако злостью брату не поможешь, поэтому она впилась ногтями в свое промокшее, перепачканное шерстяное платье и снова принялась за поиски, на этот раз начав сверху и двигаясь вниз. Когда Ребекка опять оказалась на первом этаже, Элайджа тихонько застонал, и она метнулась к нему проверить пульс. Он по-прежнему оставался ужасно слабым, но немного стабилизировался – это сказал Ребекке ее чуткий слух. Она знала, что брат поправится, но понятия не имела, как повлияет на него яд. Он нуждался в покое и отдыхе.

Ребекка опять обыскала первый этаж, стараясь найти хоть малюсенький защищенный пятачок. Она открывала шкафы и даже буфеты, ища место, где можно удобно устроить Элайджу, и во время поисков трижды прошлась туда-сюда по гостиной, прежде чем заметила, что в центре ярко-красного тканого коврика ее шаги звучат иначе. Отбросив его в сторону, Ребекка обнаружила под ним крышку подпола.

Подпол оказался сырым и более чем затхлым, но ничего неприятного Ребекка там не учуяла. Вдоль стен выстроились ящики и бочки. Она открывала их поочередно, обнаруживая то мушкетные пули, то артиллерийские ядра, то устрашающего вида клинки. Под их новым домом располагался целый арсенал – а значит, защищаться будет чуть легче, чем она изначально предполагала.

В просторном подполе было довольно темно, через дыру в потолке проникало не так уж много света, но в каждой из четырех земляных стен Ребекка обнаружила деревянные двери. Отодвинув в сторону большой точильный камень, наполовину загораживающий одну из них, вампиресса потянула ее на себя и открыла (петли при этом протестующе заскрипели).

За дверью начинался узкий туннель, и Ребекка двинулась по нему, скорее удивившись, чем насторожившись. В конце туннеля оказалась дверь, а за ней – еще один погреб, поменьше. Неровные ступеньки вели туда, где, наверно, была крышка погреба. Ребекка поднялась по ступенькам и сильно нажала. Крышка откинулась, впуская дневной свет. Этот второй погреб был вырыт возле огромного пня, оставшегося, должно быть, от дуба, и располагался на некотором расстоянии от дома. Большую его часть занимали пять бочек, и Ребекка смутно припомнила историю о том, что убрал их сюда Элайджа, помогая владельцу дома.

В солнечном свете стали видны еще две двери, и она поняла, что тут должна быть целая сеть туннелей и лазов. Из дома наверняка можно проникнуть в самый отдаленный уголок земельного участка, не выходя на поверхность и не попадаясь никому на глаза. Элайджа приобрел для них отличное жилье, возможно, даже не догадываясь о том, насколько оно им подойдет.

От деревьев, что росли неподалеку, донесся негромкий шум, и Ребекка застыла, лишь ее взгляд скользил туда-сюда. Все казалось обыкновенным, к тому же тут, на окраине цивилизации, конечно, каких только звуков не услышишь. Однако она чувствовала, что что-то не так, и не могла не доверять инстинкту. Нырнув обратно под землю, она сперва закрыла крышку погреба, а потом вернулась в центральный подпол и заклинила все двери в тоннели. Не идеально, конечно, но куда безопаснее, чем в любой другой части дома.

Вначале Ребекка перетащила в подпол какую-никакую постель, а потом и Элайджу, который стонал и по-прежнему пугающе смотрел в пустоту здоровым глазом. Устроив брата поудобнее, Ребекка решила, что сделала все возможное, и остается лишь ждать, когда он поправится.

Лучше всего, конечно, было бы добыть для него побольше крови, но невидимое, неведомое нечто, притаившееся снаружи, заставляло Ребекку бояться оставить брата одного. Она понимала, что дело, скорей всего, в ее разгулявшихся нервах, продолжавших вопить о неизвестных соглядатаях, но знала, что не простит себе, если угодит в ловушку.

Ребекка принялась приводить дом в порядок, выметая пыль и листву, которые ветер нанес в оконные проемы, и прибивая занавески, чтобы воздвигнуть между собой и внешним миром хоть какую-то преграду. Теперь, когда ее не было видно снаружи, она почувствовала себя чуть лучше, однако подскакивала от каждого шороха и шарахалась от любой упавшей на занавески тени.