Наш двор - Дарья Леонидовна Бобылёва
Когда окружающий мир чуточку прояснился, Ада увидела Розу. Та замерла у подъездной двери, вытянувшись в струнку и по-звериному оскалившись. Ноздри трепетали, Роза глубоко дышала: вдох, выдох, вдох… Будто готовилась заниматься гимнастикой. А в ее широко раскрытых остановившихся глазах горел черный огонь — вот тогда Ада увидела черный огонь впервые. Он слепил, как вольтова дуга, и Ада, заслоняясь рукой, отвернулась.
Дядечка, который напал на нее, теперь стоял у обшарпанной стены подъезда и бился о нее головой. По стене, собираясь ручейками в стыках между кирпичами, бежала кровь.
— Идем. — Роза протянула Аде руку, та поднялась и еле удержалась на ватных своих ногах. — Идем, а то увидят…
Неизвестного мужчину из третьего подъезда дома с мозаикой увезла «скорая». Когда за ним приехали, у него уже не было лица, а в стене образовалась вмятина. Потом еще неделю дворовые мальчишки соревновались в том, кто лучше воспроизведет губами и языком тот влажный арбузный звук, с которым он впечатывался в стену. Говорят, и в карете «скорой», и в приемном покое неизвестный продолжал биться головой обо что придется. Его должны были отправить в психбольницу, но не успели — он умер. И даже в последних судорогах по-прежнему колотился головой о носилки.
Роза и Ада сидели на крыше гаража до темноты, пока Дора Михайловна не вышла их искать. К тому времени обе уже успокоились. Только Ада была вся в синяках и в пятнах от зелени — она срывала с ветки над гаражом листья и упорно терла ими руки, лицо, живот — там, где хватал дядечка. Доре Михайловне она сказала, что упала с гаражей, Роза молча кивнула.
— Ужас, какой ужас, — всполошилась Дора Михайловна, но даже не стала особо их ругать. Она уже знала, что в подъезде поймали сумасшедшего, видела, как отмывали от крови стену и пол, и тихо радовалась, что девочки загулялись и не застали всего этого.
Перед ужином их отправили мыть руки, и Ада, с отвращением разглядывая в зеркале над раковиной свое покрасневшее, опухшее от слез лицо, шепнула:
— Никому не говори. Никогда. Обещаешь?
Роза, не глядя, подцепила ее мизинец своим и несколько раз качнула:
— Ты тоже. Никому и никогда.
— Клянусь! — Ада вдруг обняла ее, уткнулась лицом в шею и снова начала реветь. А Роза тщательно, словно это нисколько ей не мешало, продолжала мыть руки.
Роза Ада. Часть 2
Спустя пять лет к Розе в нашем дворе привыкли окончательно. Будто всегда были у Доры Михайловны две удивительно непохожие друг на друга дочки, одна — негатив другой. Будто не привозили Розу в кресле-каталке не то из Самары, не то из Саратова, а деревья у нас во дворе всегда были в уродливых наростах от корней до самого верха. И липовый цвет всегда горчил и не годился в чай.
Совпадение это или нет, но двор наш за эти пять лет пришел в упадок, и нам уже казалось, что так тоже было всегда. Всегда дома были грязными и обшарпанными, прорывало трубы, вышибало пробки, лифты застревали между этажами и падали в шахты, куски лепнины и целые балконы отваливались на головы случайных прохожих. Говорили, что это просто такое время, сейчас все сыплется, и то ли рушится навсегда, то ли, наоборот, обновляется, сбрасывает старую кожу. Мы верили во все варианты сразу. Мы привыкли, что обычно в итоге происходит нечто среднее.
Старая гадалка Авигея из углового дома умерла, мы узнали о этом по крышке гроба, выставленной у подъезда. Но место в их многочисленном русалочьем семействе пусто никогда не бывало — самая младшая, Пелагея, готовилась принести в подоле. Точнее, не то чтобы прямо в подоле — мальчик у нее был, аккуратный и женоподобный, тоже, кажется, еще не доучившийся в школе. Гадалки мальчика привечали, кормили пирожками, но после его ухода в квартире каждый раз начинался скандал. Как-то Пелагея изорвала и выбросила с балкона гадальные карты, внизу их подбирали и дивились — таких красивых и странных карт никто у нас во дворе сроду не видел. Помимо привычных дам, королей и валетов там была уйма еще каких-то людей, и зверей, и птиц, были даже замок, ангел с мечом и виселица.
В общем, семейство гадалок явно переживало внутренний кризис. Три племянницы Авигеи даже съехали с квартиры. Плавная толстуха Досифея поклонилась до земли увозившим комоды и фикусы грузовикам:
— Скатертью дорога.
Ее нежное, не по возрасту гладкое лицо ничего не выражало. Досифея была теперь у гадалок за главную.
А Роза с Адой к восьмому классу стали неуловимо друг на друга похожи. Жестами, взглядами, мимикой, тем, как недовольно цокали языком или постукивали кулаком по бедру, оказавшись у доски один на один со сложной задачей. Обе учились так себе, с троечки на четверочку, но Розе почему-то хорошо давался немецкий язык, куда лучше, чем Аде. Было забавно наблюдать, как розовощекая Фройляйн мучительно ищет нужное слово, к нужному слову — нужный артикль, а потом ей в назидание спрашивают смуглую сестру, и та, сверкая синеватыми белками, трещит что-то нежно-гортанное так быстро и гладко, точно рассказывает одну из сказок «Тысячи и одной ночи». Роза и немецкий язык казались настолько несочетаемыми, несовместимыми, взаимоисключающими, что у учительницы Зои Сергеевны от ее успехов мурашки по шее бежали, будто она слушала хорошее стихотворение.
К тому времени в ларьках, которые облепили наш двор, как опенки, стали продаваться сонники, книги о необъяснимом и практические пособия по прочистке кармы в домашних условиях. Дору Михайловну эти книги окончательно убедили в том, что чайный гриб лечит все болезни на свете, а школа в полном составе помешалась на толковании снов, гипнозе и биополе. На переменах все вместо того, чтобы носиться по коридору, погружали друг друга в транс, внушали мысли на расстоянии и рисовали на дверях класса тайные знаки, чтобы математичка, старая ведьма, не смогла войти и не устроила обещанную контрольную.
Роза наблюдала за всеми этими забавами скептически, изредка выразительно косясь на Аду. Та хихикала в кулак. И только однажды Роза все-таки приняла участие в школьных магических практиках — из-за Аньки Лысовой.
Как-то на большой перемене Анька затеяла
