Сергей Пономареко - Седьмая свеча

  Кинжал был в его руке, сам он весь измазался в крови, в доме полно его отпечатков пальцев, и он никак не сможет их все уничтожить. У него был выбор: остаться здесь и вызвать милицию, поехать домой и самому заявить об этом или просто сбежать, надеясь на авось. Третий вариант он сразу отбросил — тот, кто все это сделал, лишь приложит небольшие усилия, и на него сразу выйдут.

  Дожидаться здесь тоже было глупо — прибыв сюда по вызову, милиция сразу обвинит его в убийстве и возьмет под стражу, а к утру следующего дня он во всем признается. Самое лучшее — вернуться побыстрее в город, там поднять на ноги всех знакомых, найти грамотного адвоката и самому заявить о случившемся. В лучшем случае у него было в запасе несколько часов, но этого должно было хватить, чтобы выполнить задуманное.

  Глеб, шатаясь, вышел во двор, подошел к калитке и выглянул на улицу. Возле двора тещи, откуда валили клубы черного дыма, кружился человеческий водоворот, оттуда доносились крики, шум и гам. Он мысленно обозвал себя ослом, потому что оставил там машину. Возвращаться сейчас к ней в вымазанной кровью куртке было все равно что вызвать огонь на себя.

  Вспомнив о машине Степана, стоящей возле кладбища, поспешил к ней — напрямик, через огороды. Автомобиля на кладбище не оказалось. Смутное подозрение зародилось у него, но пока он старательно отгонял его. Чтобы друг мог вот так, и спрашивается: за что? Но тогда кто? Может, разгадка кроется в их общем прошлом?

  В университете они со Степаном особенно не дружили, но и не враждовали. Как это бывает в студенческой среде, группа делилась на отдельные группки: по интересам, месту проживания, способам прожигания свободного времени, социальному статусу. Были еще и неформальные землячества. Степан был приезжим. Входил в состав группы проживающих в общежитии и в черниговское землячество. Глеб же, потомственный киевлянин, проживающий в центральном районе, общался с ребятами обеспеченными и, как им тогда казалось, с запланированной карьерой. Время их учебы совпало с периодом, когда страной правили престарелые временщики. Они на закате жизни, оказавшись на первых ролях, так и не поняли, что всю жизнь умели только выполнять чьи-то указания, а не принимать самостоятельные и, самое главное, верные решения. Конечно, за исключением Андропова, правда, так и не успевшего за отведенное ему короткое время перевести страну на казарменное положение, создав подобие китайской модели коммунистического капитализма.

  Свободное время члены и той, и другой группы проводили в жарких политических дискуссиях, только в разных местах. Активность, а самое главное, исполнительность и дисциплинированность Глеба были замечены наверху, и он, постепенно карабкаясь по ступеням комсомольской иерархии, добрался до комитета комсомола университета. Это положение давало массу преимуществ в учебе, но и отнимало уйму свободного времени. Глеб тогда твердо знал, что успешная карьера ученого, получение высоких должностей без активной общественной работы невозможны. Поэтому, неуклонно продвигаясь к поставленной цели, он близко сходился только с теми людьми, которые могли быть ему полезны, однако и со всеми другими, в число которых тогда входил и Степан, был исключительно любезен. И не возникло у них за все время учебы никакого противостояния. Хотя один незначительный случай все же был.

  До окончания университета было еще два долгих года, а до агонии комсомола и того больше. Он в составе многочисленной делегации попал на районную комсомольскую конференцию, а затем в числе избранных из ближайшего окружения их комсомольского вожака был приглашен на ее продолжение в небольшом кафе на Бессарабке. Длительное застолье с обильным «чаепитием» под традиционные тосты «Эх, бахнем, бахнем, бахнем! Эх, трахнем, трахнем, трахнем!» продолжалось долго, подкосив многих молодежных вожаков районного масштаба и приглашенных партийных наставников. Обстановка была исключительно непринужденная, свободная, и Глеб, обычно немного терявшийся в обществе девушек, завел массу знакомств, а наутро проснулся в общежитии на улице Ломоносова в одной кровати с девушкой-активисткой с истфака. Она ему сообщила, что до него встречалась со Степаном из его группы, но теперь решила с ним порвать, так как Глеб ей больше подходит. А через две недели он с ней расстался, так как она требовала уделять ей много времени, чего он не мог себе позволить. Глеб так и не узнал, рассказала та что-либо Степану или нет. Его отношения со Степаном оставались ровными, без изменений, а точнее, никакими. После окончания университета их дороги разошлись.

  Следующая их встреча произошла три года тому назад. У него тогда еще были старенькие «Жигули» одиннадцатой модели и невеста Наташа. Собственно, благодаря «Жигулям» они со Степаном и встретились… Он стоял на трассе в безнадежном унынии, в одной руке держа буксировочный трос, конец которого был закреплен под передним бампером его машины. Проклятая развалина ни с того ни с сего вдруг заглохла и не хотела заводиться, несмотря на то что он испробовал все известные ему методы: поменял катушку, свечи, подергал все провода. Машина презрительно наблюдала ослепшими фарами за его потугами, зная, как он ее ненавидит, и платила ему той же монетой.

  Мимо гордо проносились автомобили разных марок, обдавая его мелкими брызгами грязи и пренебрежения, ибо погода была мерзопакостная, под стать настроению и ситуации. Одна шикарная иномарка лихо пронеслась близко к краю шоссе, обрызгав грязью лицо. Чертыхнувшись и помахав вслед ей кулаком, Глеб стал размазывать грязь по лицу, пытаясь ее стереть. Набедокурившая иномарка вдруг резко остановилась и стала сдавать назад. Глеб приготовился принять извинения или получить по морде за чертыхание и вскинутый кулак — второе было более вероятно. Из машины выскочил коротко стриженный верзила в волочащемся по грязи темном пальто и заключил его в объятия, обдав запахом выпитого хорошего коньяка. У него было уже начавшее расплываться от обильной пищи красное мясистое лицо с нездоровой угреватой кожей, маленькими глазками, сдвинутыми к переносице, стручкообразным носом и небольшим шрамом на щеке в форме буквы «х».

  — Ну, ты красавéц! — делая ударение на последнем слоге, пророкотал верзила. — Молча тонешь в болоте жизни, и не одна б…дь не протянет руку помощи, не подхватит твой конец! На твое счастье есть бывшие однокурсники, которые готовы выручить друга.

  Только теперь Глеб признал в верзиле изрядно располневшего и возмужавшего Степана.

  После того как «жигуленок» был посажен на привязь, Степан сам, несмотря на возражения Глеба, сел за руль, оставив в своей машине водителя. Вскоре они покатили в потоке других машин и, несмотря на сцепку, не уступали им в скорости. «Жигуленок» мгновенно оценил ситуацию и показал свой зловредный характер — завелся, но Степан не пошел у него на поводу, выключил двигатель и заявил: