Анастасия Бароссо - Последние сумерки

– Я уже видел младенца у тебя на руках, Медведь, – только лишь и сказал он устало после очередного требования Бера проникнуть шаманским взглядом в будущее. – А мои видения никогда не лгут! К сожалению… А теперь иди. Истинная магия не творится по принуждению.

Медведь все эти дни занимался тем, что отправлял наказы в языческие общины прислать к нему самых лучших и сильных охотников и бойцов. Заговоренных ножей у него было предостаточно. От невозможности и бессилия повлиять на ход событий, Бер решил собирать новую армию – для возможной битвы с вампирами за сына Белояра.

Был уже вечер. И за окнами протопленного дома из весенней земли поднимался по-зимнему стылый воздух. Медведь стоял у одного из окон, понуро уперев круглый лоб в стекло.

– Как-то темно и уныло, брат! – раздался вдруг на улице приглушенный стенами дома раскатистый баритон.

– Точно! И холодно, – в тон ему ответил другой, точно такой же. – И ни одной ведь девки не видно…

Услышав вечные прибаутки Ставра и Грома, Медведь подскочил как на пружине. Быстрым шагом пересек просторный холл, выскочил на крыльцо усадьбы… И в поздних сумерках увидел двух исхудавших голых парней, один из которых держал на руках сверток пеленок! У Медведя невольно сбилось дыхание, а стоило ему подойти ближе, как оно и вовсе исчезло. Из вороха скомканной ткани крохотная детская ручка свисала до странности безжизненно.

– Что с дитем? – сдавленно, явно через силу произнес Бер, делая еще шаг вперед и принимая ребенка из рук ухмыляющегося амбала.

– Живехонек и целехонек твой названный внук, Медведь! – ответили братья в один голос, улыбаясь, как второклассники, получившие по первой пятерке в дневник.

– А вот мы голодные да холодные, – пожаловался шутливо Ставр.

– Да уж! Тут, чай, не Испания, ха-ха! – подтвердил Гром.

Казалось, Медведь только тут заметил здоровенных близнецов. Впервые за все это время он оторвал взгляд от младенца и поднял на них черные, блестящие, как спелая вишня после дождя, глаза. Невольно ухмыльнувшись – уж очень забавно они топтались босыми ногами в весенней слякоти, – он кивнул им:

– Ступайте-ка, отдохните с дороги. Обогрейтесь и поешьте. После расскажете, что там с вами приключилось, – он властным движением указал братьям на приоткрытую в дом дверь. – Да одежки найдите себе какой-нибудь! Хе-х…

После этого он осторожно откинул край покрывала с лица ребенка. Даже в темноте наступившей ночи видно было, как сильно побледнел глава лютичей. Кажется, впервые в своей жизни.

Но Гром и Ставр ничего не заметили и, продолжая ухмыляться, ввалились в дом. Где-то в глубине его послышались их одинаковые голоса и хохот.

Тоже войдя в освещенный дом, Медведь более внимательно оглядел легкого, как пушинка, младенца. Ребенок был жив, но, видимо, крайне истощен… Неужто оба оболтуса не удосужились ни разу покормить его в дороге?! Хотя, собственно, чем… Не теряя времени даром, Медведь направился к Велемиру. Шаман должен был знать, что делать.

Окликнув по дороге девицу, которая всегда дежурила где-то неподалеку от темницы колдуна, он велел той привести Велемира к себе в покои. Там он аккуратно положил недвижимый сверток на стол. И остался стоять рядом, глядя на него, как завороженный.

Войдя в освещенную множеством свечей комнату, Велемир сразу направился к ребенку. Следом за ним на почтительном расстоянии следовали та самая девушка и старые Матвей с Агафьей. Беглым, уверенным движением руки он отодвинул в сторону Бера, сейчас даже и не подумавшего возмутиться такой наглости, и не мешкая, распеленал младенца.

– Спаси моего наследника, – вымолвил Медведь неузнаваемым для всех присутствующих, да и для самого себя, голосом. – Спаси его! И я отпущу тебя! При условии, что ты навсегда уйдешь от лютичей и…

– Я бы и без твоей просьбы спас ребенка, – нетерпеливо перебил его Велемир и добавил уже другом тоном: – А теперь выйдите все вон и не мешайте мне!

Когда Медведь, последним покинувший комнату, плотно прикрыл за собой старую, изъеденную жучком тяжелую дверь, жрец проворно вынул откуда-то из складок длинного широкого балахона изогнутый нож. Сталь сверкнула алым в отблесках свечей – ловким, уверенным движением жрец рассек себе кожу на запястье левой руки и поднес ее к лицу младенца. Ребенок недовольно поморщился, но теплая кровь уже капала ему в приоткрытый ротик. Постепенно мальчик оживился и прильнул губами к ране, сладко причмокивая.

– Пусть сила и жизнь вернутся к тебе… – нараспев приговаривал жрец, неотрывно глядя в приоткрывшиеся щелочки глаз измученного ребенка, – сила древних славянских богов и жизнь земли русской…

Наконец ребенок утолил голод и оторвался от руки Велемира. Румянец постепенно возвращался на его личико, и ясные глаза с благодарностью смотрели, кажется, в саму душу жреца.

Велемир тем временем извлек из складок одежды несколько сухих веточек, травинок и листьев, собрал их в небольшую горку прямо на столе и запалил все это, использовав одну из многочисленных свечей, горящих в комнате Бера. Терпкий пряный дым окутал младенца темным облаком, но тот даже не поморщился, а, напротив, глубоко вдыхал запахи импровизированного костерка.

Тихо шепча заклинания, шаман явил на свет еще одну часть содержимого своих бездонных карманов – в ладони у него мерцала желтым и белым металлом горсть разнообразных амулетов. Уверенно выбрав два из них, он быстро надел их на шейку ребенка.

– Можете войти! – крикнул он.

Дверь распахнулась, и в комнате снова возник Медведь с немым вопросом в широко открытых глазах-бусинах.

– Маленький Белояр будет жить, – оповестил жрец и добавил значительно. – Покуда носит эти амулеты. А теперь искупайте его и дайте как следует выспаться. А пока он спит – подумайте о его питании!

Медведь внимательно смотрел на горстку пепла, рассыпавшуюся по столу невдалеке от вполне довольного жизнью, только очень чумазого младенца. Заметил он и свежий порез на руке Велемира.

– Магия крови опасна, жрец, – медленно произнес он. – Не повредит ли она ребенку?

– Ты, не знающий толком ничего о мире богов, не смыслящий в этом, снова решил давать мне указания?! – вдруг резко ответил Велемир. – Древние божества говорят со мной и посылают видения, дабы помочь славянам. А ты, властолюбивый гордец, который считает, что познал все в этом мире, смеешь учить меня! Да без меня ты никто – так начиналось и так осталось по сей день, и давно уж сгинул бы в болотах русских, безуспешно моля болотницу о пощаде!

Шаман приблизился на расстояние шага к оторопевшему от неожиданной отповеди Медведю и продолжал, гневно глядя тому в наливающееся кровью лицо: