Аня Сокол - Шаг в темноту

Я выдохнула. Звук больше походил на сдерживаемое рыдание, но я смогла отчасти взять себя в руки. Мы закончим это дело и снова будем лишь изредка сталкиваться на улицах Юкова, нам даже здороваться не обязательно.

— Я, — подтвердил гробокопатель, — что, не нравлюсь? Кстати, об уродах, видел я твоего любимого «без макияжа», неделю нормально спать не мог, просыпался от крика, — он обнажил клыки. — А ты десять лет под ним вкалывала, неудивительно, что у тебя шарики не на месте.

— Хватит, — я повернулась к Венику. — Я ни в чем тебя не обвиняла, удивилась факту, вот и все. Не знала, что твоя мать умерла. Дослушал бы до конца, получил бы стандартную порцию сочувствия. Ты сделал вывод на основе своих ожиданий, не моих. Удивление не имеет ни малейшего отношения к твоей природе. Никаких намеков. Так что давай закончим дело без оскорблений.

— Считай, что я в восхищении, — он хохотнул.

Зачем я распиналась? Падальщику все равно, брошусь ли я на него с кулаками или зальюсь слезами. Только вот все, что я узнала и увидела за последний час, никак не вписывалось в тщательно лелеемое представление о гробокопателе, о соседе, который возжелал чего-то настолько сильно, что продал душу. Все, что я знала, слышала или видела до сегодняшнего дня, говорило о его недалеком уме и ограниченности. Что его вообще волнует, кроме вовремя поданных трупов? Какое ему дело до меня? А мне до него?

— Ты это специально? — умная мысль, как известно, приходит с опозданием. — И зачем оно тебе надо? — еще одна улыбка-оскал, — не зная наверняка, что это не так, я бы решила, что ты… заигрываешь.

— Мечтай, — фыркнул он.

Девятка, или девятая клиническая больница, располагалась в Брагино, так что моей «Шкоде» придется еще немного поскучать на том берегу.

В свое время я родила Алису в старейшем родильном доме нашего города в центре на Набережной, сейчас его уже не существует. Я отогнала непрошенную ностальгию, разбередили мне сегодняшние события память. И совесть.

Роддом девятки мы нашли сразу же, трехэтажное здание меньше чем в ста метрах от Тутаевского шоссе, прямо напротив остановки, даже спрашивать не пришлось, так как асфальт перед зданием украшали различные вариации надписей: «Спасибо за сына!», «Лена, я тебя люблю!», «Виталик 3.09.2013, 4 кг 600 гр, 58 см».

Я еще раз набрала номер Ирины и получила тот же самый ответ, девушка не желала ни с кем общаться. Оставалось без всякого толка разглядывать череду окон на трехэтажном здании из красного кирпича.

— Мы даже не знаем, кого она родила, мальчика или девочку, — посетовала я, не представляя, чем эта информация могла бы нам помочь.

Ответили мне рычанием, клыки выдвинулись вперед, в глазах зажглись красные уголья, движения стали тягучими. Гробокопатель перестал притворяться человеком.

— Здесь был кто-то из наших, — его ноздри раздулись.

— Был или есть?

— Не знаю, но след четкий, — Веник одним прыжком переместился к двери, я побежала за ним.

Если падальщик так резво взял след, значит, противник слабее, на более сильного он не стал бы охотиться, чувство самосохранения у Веника такое же острое, как и все остальные.

Первое помещение: просторная квадратная комната с лавками для посетителей и доской объявлений на стене, несколько голубых и розовых прямоугольников с поздравлениями счастливым отцам. Слава святым, последних и вообще посетителей в этот час не было, лишь медсестра средних лет в бело-розовом халате и туфлях без каблуков. Она успела выдать пару стандартных вопросов: «Вы к кому? Вы куда?», прежде чем Веник одним движением отмахнулся от нее. Женщина прижалась к стене, зажимая рот руками, позднее она убедит себя, что желтые зубы, горящие глаза мужчины ей просто почудились.

— Простите, — пролепетала я, — он слишком волнуется, первенец и все такое.

Объяснения не лезли ни в какие ворота, но ошарашенная женщина кивнула, думаю, минут через пять она придет в себя и вызовет полицию, и тогда у нас будут проблемы. Или у полиции.

Больничный коридор, выкрашенный бежевой краской, каталка в данный момент пустая, лестница рядом с кабиной лифта, ни лифтера, ни кабины — уже счастье. Веник взлетел на второй этаж, прыгая через три ступени, я догнала его лишь у одной из палат с настежь распахнутой дверью. Две женщины, до этого шедшие по коридору, жались к окну от испуга, но при этом не убегали с криками, а старались заглянуть в комнату, в которую секундой ранее вбежал мужчина. До поста дежурной сестры мы не дошли четыре двери, и из-за высокой стойки я не видела, сидит там кто-то или нет.

Палата, в принципе, обычная, тот, кто видел одну, видел их все. Стены отделаны белым кафелем, санузел за дверью, железная кровать, столик для пеленания, мини-вариант кровати для ребенка на высоких ножках больше напоминал тележку из супермаркета. Обе кровати пусты. Девушка стояла у окна: спокойные глаза, спутанные, как после сна, волосы, ночная рубашка, черные пластиковые тапки. Ничего необычного, за исключением того, что в доисторические времена мы бы лежали в такой палате вчетвером, а детей нам приносили только на кормление. Сейчас все изменилось.

Веник перекатывался с носков на пятки посреди комнаты, ноздри по-прежнему раздувались, руки подрагивали.

— Разве дети сейчас не лежат вместе с матерями? — удивилась я пустой кроватке.

— Нет, — ответил за женщину гробокопатель, — если мать отказывается от ребенка.

Девушка по-прежнему молчала, никак не комментируя ни вторжение незнакомцев, ни их разговор. Мужчина фыркнул, развернулся и выскочил из палаты.

— Бесполезно, — без эмоций сказала Ирина, — рядом лес, там их уже не догнать.

— Их? — внезапная мысль застала меня врасплох.

Вместо ответа она отвернулась к окну.

— Он забрал ребенка, так ведь? — я вошла в палату.

Женщина дернула плечом.

— Вы и не собирались его оставлять, — я поморщилась, удивляясь, как не поняла этого раньше. — Кольцо слишком широкое и тяжелое для женщины. Я все думала, зачем брать ненастроенный артефакт? Проще дождаться рождения ребенка и настроить медальон. Но нет, вы покупаете неактивный артефакт, а значит, впоследствии его придется возвращать на доработку или искать другого ведьмака, платить. Зачем? Откуда у медсестры дома престарелых такая сумма? Деньги за рождение переводят после того, как отец обнюхает и признает отпрыска.

— Что ж, теперь — она оперлась руками о подоконник, — вы знаете.

— Кольцо уже не у вас.

— Ищите, — приглашающий жест рукой.

— Это с самого начала была сделка, — я начинала злиться на эту равнодушную и спокойную женщину, отдавшую часть себя и нисколько не сожалевшую об этом, — поэтому артефакт заказали для отца, на тот случай, если ребенок окажется слишком слаб и будет напоминать хищнику не отпрыска, а добычу.