Стивен Кинг - Исход (Том 1)

— Я не хочу оставаться здесь, — пробормотала Франни. — Почему ты так решила?

— Куда же ты пойдешь? С ним? Сомневаюсь.

— К Бобби Ренгартен в Дорчестер или к Дебби Смит в Сомерсуэрт. — Франни собралась с силами и поднялась с пола. Она все еще плакала, но уже начинала сердиться. — И вообще, это тебя не касается.

— Это тебя не касается! — передразнила Карла, все еще держа вазу в руках. Лицо ее стало мертвенно-бледным — Это-то меня не касается? То, что ты делаешь, находясь под моим кровом, не касается меня?! Ах ты неблагодарная сука!

Она отвесила пощечину Франни, и весьма основательную. Голова Франни откинулась назад. Она перестала потирать висок и начала тереть щеку, пораженно глядя на мать.

— Вот твоя благодарность за то, что мы послали тебя в престижный колледж, — сказала Карла, обнажая зубы в безжалостном, пугающем оскале. — Теперь ты там никогда не останешься. После того как ты выйдешь за него замуж…

— Я не собираюсь выходить за него замуж. И я не собираюсь бросать учебу.

Карла широко открыла глаза. Она смотрела на дочь так, будто Франни сошла с ума.

— О чем ты говоришь? Аборт? Сделать аборт? Ты хочешь стать убийцей вдобавок к тому, что стала потаскухой?

— Я собираюсь родить ребенка. Мне придется пропустить весенний семестр, но я смогу сдать экзамены следующим летом.

— А на что ты собираешься заканчивать учебу? На мои деньги? Если так, то тебе придется о многом подумать. Такая современная особа, как ты, вряд ли нуждается в материальной, поддержке родителей, ведь так?

— Поддержку я приму, — мягко сказала Франни. — А деньги… я их заработаю.

— В тебе нет ни капли стыда! Ни о ком не думаешь, кроме себя! — Выкрикнула Карла. — Господи, что будет с твоим отцом и мной! Но тебя это ни капельки не волнует! Это разобьет сердце твоему отцу, оно…

— Оно не чувствует себя таким уж разбитым, — раздался спокойный голос Питера Голдсмита, стоящего в Дверях. Обе женщины повернули головы. Он стоял в дверях, но достаточно далеко от них; носки его рабочих ботинок не касались того места, где заканчивался потертый ковер, устилающий пол коридора, и начинался великолепный светло-серый. Внезапно Франни поняла, что именно на этом месте она видела отца столько раз прежде. Когда же в последний раз он по-настоящему заходил в гостиную? Она не могла припомнить.

— Что ты делаешь здесь? — набросилась на него Карла, неожиданно забывая о, возможно, разбитом сердце своего супруга, — Я думала, сегодня ты будешь работать допоздна.

— Я поменялся сменами с Гарри Мастерсом, — ответил Питер. — Фран все рассказала мне, Карла. Мы станем дедушкой и бабушкой.

— Дедушкой и бабушкой! — взвизгнула она. Резкий, смущенный смех вырвался из ее груди. — Ты предоставил это мне. Она сообщила тебе первому, а ты скрыл это от меня. Хорошо! Иного я и не ожидала от тебя. Но теперь я собираюсь закрыть дверь, и мы вдвоем обсудим создавшееся положение — Она с горечью улыбнулась в сторону Франни: — Только мы… «девочки».

Карла взялась за дверную ручку и стала закрывать дверь. Франни стояла, все еще ошеломленная этим внезапным взрывом ярости и сарказма.

Питер твердо задержал уже наполовину прикрытую дверь.

— Питер, я хочу, чтобы ты предоставил это дело мне.

— Я знаю. Так было всегда. Но не в этот раз, Карла.

— Это не в твоей компетенции.

Очень спокойно он ответил:

— В моей.

— Папочка…

Карла повернулась к Франни, на ее щеках проступали красные пятна.

— Не смей разговаривать с ним! — закричала она — Ты не с ним сейчас имеешь дело! Я знаю, ты всегда могла обвести его вокруг пальца или уговорить принять твою сторону, что бы ты ни сделала, но сегодня вы не с ним имеете дело, мисс!

— Уймись, Карла.

— Выйди вон!

— А я и не входил. Ты же видишь…

— Не издевайся надо мной! Убирайся из моей гостиной:

И она начала толкать дверь, опустив голову и уперевшись в нее плечом, словно таран, не имеющий ничего общего с мыслящим существом, тем более с женщиной. Сначала отец легко сдерживал ее натиск, а потом все с большим усилием. Даже жилы выступили у него на шее, хотя Карла и была женщиной, к тому же на семьдесят фунтов легче его.

Франни хотелось закричать на них обоих, сказать отцу, чтобы он ушел, чтобы ни он, ни она не видели Карлу вот такой, в приступе внезапного бешенства, которое всегда пугает. Но ее рот, казалось, заледенел, а скулы-шарниры заржавели.

— Выйди вон! Вон из моей гостиной! Вон! Вон! Вон! Ты, ублюдок, отпусти эту проклятую дверь и ВЫЙДИ ВОН!

И тогда он ударил ее. Звук пощечины был тихий, еле различимый. Дедушкины часы не разлетелись от гнева в пыль и прах, а все так же невозмутимо продолжали тикать — как всегда. Не раздалось и стенаний мебели. Но пышущие злобой слова Карлы оборвались, словно отсеченные скальпелем. Она упала на колени, и дверь резко распахнулась, ударившись о стул викторианской эпохи — чопорный, с высокой спинкой, любовно укрытый вышитым чехлом.

— Нет, о нет… дрожащим голосом прошептала Франни.

Карла изумленно смотрела на мужа, прижав ладонь к щеке.

— Ты добивалась этого более десяти лет, — заметил Питер. Голос его слегка дрожал. — Я всегда говорил себе, что не сделаю этого, потому что женщин бить нельзя. Я и теперь так считаю. Но когда человек — мужчина или женщина — превращается в собаку и начинает кусаться, кому-то нужно пристыдить его. Мне жаль, Карла, что я не сделал этого раньше. Нам обоим было бы не так больно. Ты сказала, что она эгоистка, — продолжал Питер, все еще глядя в изумленное лицо жены. — Это ты думаешь только о себе. Ты перестала заботиться о Франни с тех пор, как умер Фред. Именно тогда ты сделала вывод, что любовь и забота слишком больно ранят, и решила, что намного безопаснее жить только для себя. И именно сюда ты приходила делать это снова, и снова, и снова. В эту комнату. Ты дрожала над мертвыми, принадлежавшими твоей семье, и забыла, что некоторые из твоих близких еще живы. И когда она пришла сюда и сказала тебе, что попала в беду и попросила твоей помощи, клянусь, первая мысль, пришедшая тебе в голову, была о том, что же скажут леди из цветочного клуба, или о том, что теперь тебе, наверное, не придется покрасоваться на свадьбе Эми Лаудер. Боль — достаточно веская причина для изменений, но все боли мира не изменят фактов. Ты эгоистка.

Он наклонился и помог ей встать. Она поднялась как сомнамбула. Выражение ее лица нисколько не изменилось, глаза были все так же широко открыты, в них застыло неверие в реальность происходящего. Безжалостность еще не вернулась в них, но Франни как-то отстраненно подумала, что со временем она обязательно вернется. И она вернулась.