То «заика», то «золотуха» - AnaVi
Пройдя в золотые, с белыми, чёрными и серыми элементами соответственно, железные витиеватые ворота, с золотыми же вензелями и какими-то ещё небольшими силуэтами, вроде и фигурок всё тех же ангелов и демонов… где отдельно, а где и в складчину… и вроде как — чуть-чуть ещё и с людьми; «равновесие» же и «баланс», что вы… «снобизм» и «эгоизм», «лицемерие»; любовь — к обращённым; и ненависть же — к «не»; да, как удачно и… «равновесно», «сбалансировано», однако… я остановилась перед белокаменным вторым корпусом с золотыми рамами окон и белыми же бетонными колонами… и только, да, да как бы — правда… с золотой сеткой поверх и с золотыми же оборками-подпорками сверху и снизу — «моей любимой школы (колледжа) ангелов и демонов… и людей»! А ведь и поначалу ещё хотела пойти — в её первый корпус. Но он — куда больше и выше. Куда мощнее. А это значит — что и проблематичней: в осуществлении моего же плана-задачи! Второй же, напротив, как раз таки — лёгок в управлении и на подъём… Ввысь! Ага. Да… Чёрный юморок! И плюсом же ко всему и этому — я знаю его обустройство до-тош-но: до каждого уголка и грани, трещинки. Столько раз — в нём терялась… Сколько — и находилась! Ещё и за это — отомсти! Кхм.
Шпильки стучат по мраморным бежевым плиткам серых бетонных ступенек — и вот я уже у входа! Отворяю белые позолоченные деревянные двери — со скрипа и хлопка. Прохожу небольшой «тамбур-предбанник» — и пробиваю пропуск у металлического же турникета. На что уже и большой белый компьютер, стоящий тут же и слева, в белой же пластиковой кабинке охраны с непробиваемыми окнами, оповещает о том, что студентка прошла через него, и фиксирует время: секунда в секунду! Пока и я же боковым зрением отмечаю, как пожилой охранник-человек, мужчина, пятидесяти пяти лет, в чёрной форме и фуражке поверх белой же его короткой проседи, провожает меня удивлённым взглядом, но и лишь «мило» улыбаюсь — на тот же всё левый бок, с которого смотрю. Эх, знал бы ты, что эта «счастливая улыбка» — не отражается и не отразится в и на глазах. И не потому, что вовсе — не счастливая… В принципе! Но и мне же не привыкать — носить маски! Как и чёрные солнцезащитные очки, скрывающие мои тёмно-карие, почти чёрные глаза в обрамлении чёрных же длинных ресниц, подкрашенных тушью «в тон»; и так же прячущие чёрные широкие брови, подведённые таким же карандашом, вместе с небольшой частью высокого бледного лба под редкой чёлкой из выпрямленных тёмно-каштановых волос, длиной до лопаток. Пластик — давит на аккуратный вздёрнутый нос и пускает свою тень на выточенные острые скулы с серо-бежевым контурингом и на полные губы, подкрашенные такой же матовой помадой, захватывая в процессе и небольшой округлый подбородок… Хоть это было — и не нужно! Как и сами же стёкла — были не нужны. Они всё равно же — меня не вспомнят! Но и на случай, если вдруг вспомнят… Опять же! То — вздрогнут! Правда, уже и перед «другим амплуа». Старая женщина-человек, таких же почти уже и преклонных пятидесяти трёх лет, в цветной косынке на голове, скрывающей седые завитки её коротких до плеч волос, в тёмно-синем халате уборщицы и серых же истоптанных тапках и носках — тоже мне вслед что-то кричит, вроде — ещё и под собственный же стук, стуча своим же серым пластиковым ведром со светло-коричневой деревянной шваброй, но я не улавливаю смысла; как и её же саму — своим зрением. Только — в виде образов из воспоминаний; как и ритм, и шум. Но и судя по пыли, оставляемой платформами моих же туфель, она орёт на меня —
