Матерь Тьмы - Фриц Ройтер Лейбер
– Дональдус, – резко сказал Франц, – оказывается, вы все это время были намного глубже и сильнее вовлечены в эту историю, чем говорили мне, и ваша подружка, по-видимому, не в меньшей степени, чем вы сами.
– Мой компаньон, – поправил Байерс. – Или, если угодно, возлюбленная. Вы правы, эта тема на протяжении нескольких лет являлась одной из главных моих, так сказать, второстепенных забот, а сейчас перешла в число первостепенных. Но о чем я говорил? Ах да, о том, что Фа Лосюи знает все. Как и пара ее предшественниц – известный дизайнер интерьеров и звезда тенниса, подвизающаяся также на актерском поприще. Знали еще Кларк, Клаас и Рикер, они поставляли мне информацию, но все они мертвы. Так что, как видите, я все же пытаюсь защитить других (и себя), до определенной степени. Я отношусь к параментальным сущностям как к существующей и вполне реальной опасности, которой, по ее природе, следует отвести место где-то между атомной бомбой и архетипами коллективного бессознательного, в числе которых, как вам известно, имеется несколько очень опасных персонажей. Или между Чарльзом Мэнсоном или убийцей Зодиаком и каппа-феноменом, определение которому дала Мелита Деннинг в «Гностике». Или между грабителями и элементалями, или вирусами гепатита и инкубами. В общем, всего, от чего любой здравомыслящий человек должен держаться как можно дальше.
Но учтите, Франц, – подчеркнул он, наливая бренди в два бокала, – несмотря на то что я изучаю эту тему уже давно и знаю намного больше, чем вы, мне пока что не доводилось видеть параментальную сущность. Здесь у вас передо мной преимущество. И, похоже, немалое преимущество. – Он взглянул на Франца с очевидной завистью и некоторым страхом.
Франц встал.
– Возможно, – коротко бросил он. – По крайней мере, в том, что я стараюсь соблюдать осторожность. Вы говорите, что пытаетесь защитить себя, но ваше поведение говорит совсем об обратном. Прямо в данный момент – извините меня, Дональдус, – вы уже пьяны настолько, что оказались бы совершенно беспомощны, если бы параментальная сущность…
Брови Байерса медленно поползли на лоб.
– Неужели вы надеетесь, что сможете защититься от них, противостоять им, сражаться с ними, уничтожить их, если они окажутся рядом? – недоверчиво спросил он; его голос вновь окреп. – Сумеете ли вы остановить атомную ракету, если она прямо сейчас пробивает ионосферу, направляясь в Сан-Франциско? Способны ли вы управлять микробами холеры? Можете ли вы уничтожить свою аниму или хотя бы тень? Послушается ли вас полтергейст, если вы прикажете ему не стучать? Или Царица Ночи, если вы потребуете, чтобы она не вмешивалась? Невозможно круглосуточно месяцами, годами оставаться настороже. Поверьте, я знаю, что говорю. Солдат, скорчившийся в окопе, не в состоянии угадать, попадет следующий снаряд в него или ударит мимо. А попытавшись, свихнулся бы. Нет, Франц, в наших силах только запереть двери и окна, включить все лампы и надеяться, что они пройдут мимо. И постарайтесь выкинуть их из головы. Ешь, пей и веселись! Воссоздай себя заново! Вот, выпейте-ка.
Он шагнул к Францу, протягивая бокал, до половины наполненный бренди.
– Нет, спасибо, – огрызнулся Франц, засовывая дневник в карман куртки, что, похоже, вызвало у Байерса мимолетное огорчение. Затем он поднял побрякивающий бинокль и сунул его в другой боковой карман, мельком подумав о волшебном бинокле из рассказа Джеймса о привидениях «Вид с холма», предназначенном для того, чтобы видеть прошлое. Когда он разбился, из него вылилась отвратительная черная жидкость из вываренных человеческих костей. Не могло ли случиться так, что его собственный бинокль каким-то образом подменили или переделали, чтобы он видел с его помощью нечто несуществующее? Дикая, притянутая за уши идея, но, как бы там ни было, его собственный бинокль тоже разбит.
– Простите, Дональдус, но мне нужно идти, – сказал он, направляясь в холл. Он знал, что обязательно выпьет, если останется, а первая же рюмка непременно послужит началом запоя. Перспектива утраты здравого рассудка, от которой он не сможет очнуться, представлялась ему более чем отталкивающей.
Байерс поспешил за ним. Его торопливость и усилия, которые он прилагал, чтобы не расплескать содержимое бокалов, показались бы смешными, если бы не нынешние обстоятельства и не испуганный, жалобный, умоляющий голос:
– Франц, вам нельзя уходить – уже темно. Вы рискуете наткнуться на шныряющую по городу параментальную тень старого черта, а то и на него самого. Держите – выпейте и оставайтесь на ночь. По крайней мере, на вечеринку. Раз уж вы решили сохранять бдительность, вам необходимо немного отдохнуть и развеяться. Вы наверняка найдете приятную и сговорчивую партнершу – они все тут свингеры, но образованные и утонченные. А если боитесь, что алкоголь затуманит разум, у меня есть немного кокаина, чистейшего кристаллического кокаина. – Он залпом осушил один бокал и поставил его на столик в прихожей. – Послушайте, Франц, мне тоже страшно, а вы как побледнели, когда я рассказал, где покоится прах старого греховодника, так и не пришли в себя. Оставайтесь на вечеринку. И выпейте хотя бы глоток – этого хватит, чтобы немного расслабиться. В конце концов, другого выхода нет, поверьте мне. Вы просто выбьетесь из сил, пытаясь вечно оставаться на карауле. – Он слегка покачивался и чрезвычайно любезно улыбался, сохраняя вкрадчивое выражение лица.
Франц и сам почувствовал, что на него наваливается усталость. Он потянулся к бокалу, но, коснувшись кончиками пальцев стекла, отдернул руку, как будто обжегся.
– Тсс, – прошипел он Байерсу, который собрался что-то сказать, и предостерегающе схватил его за локоть.
В наступившей тишине они услышали тихий, слегка скрежещущий, скользящий металлический звук, закончившийся мягким щелчком, как будто ключ поворачивался в замке. Их взгляды обратились к входной двери. Они видели, как вращается латунная внутренняя ручка.
– Это Фа Лосюи, – сказал Байерс. – Надо открыть засов, – и он шагнул вперед.
– Погодите! – прошептал Франц. – Слышите?!
Они услышали ровный непрерывный скребущий звук, как будто какой-то разумный зверь водил роговым когтем по другой стороне окрашенной дверной панели. Франц, цепенея от ужаса, против воли представил себе большую черную пантеру, прижимающуюся к другой стороне ужасно ненадежной белой с золотым рисунком непрозрачной деревянной пластины, зеленоглазую, с блестящей шерстью, черную, уже начавшую превращаться во что-то более ужасное.
– Ох уж эти ее шуточки! – буркнул Байерс и отодвинул засов, не дожидаясь одобрения или возражения гостя.
Дверь наполовину приоткрылась, из-за нее выглянули две бледно-серые, с блестящей оторочкой по краям, треугольные плоские кошачьи морды и завизжали что-то вроде «Ииииии!».
Оба мужчины отшатнулись. Франц, невольно зажмурившись, отпрянул в сторону от двух бледно-серых блестящих фигур (одна повыше и крупнее, другая изящнее), которые пронеслись мимо него и угрожающе кинулись к Байерсу. Тот дернулся назад и сжался, пытаясь укрыться от нападения. Одной рукой он прикрывал глаза, другой – пах, а сверкающий
