Брайан Ламли - Демогоргон

Несмотря на то, что он был калекой и левая нога его была усохшей, он

прижил с приютившей его ведьмой множество детей, хотя все они были

ужасны на вид и умирали уже наутро первого же дня своей жизни. Аб все

рос и мужал, но по-прежнему сожительствовал со своей приемной

матерью-ведьмой. По мере же того как она начала стариться, похоть его

становилось только еще более ненасытной. Когда старухе исполнилось

семьдесят семь лет в припадке безумной похоти, продолжавшемся несколько

дней и ночей подряд, Аб замучал ведьму до смерти и жители Хоразина

нашли ее тело с промежностью разорванной так, будто она пала жертвой

какого-то животного, после чего Абу пришлось искать убежища в пустыне,

где он впоследствии и жил отшельником, совершенствуясь в черной магии.

Далее ему приписывают совершение великого множества

преступлений, включая похищения девушек и женщин, с последующим их

убийством, убийства животных, зачастую совершаемые таким ужасным

способом, что лучше его даже не описывать, осквернение святынь и разные

прочие злодеяния. Считается, что он, как и прочие библейские персонажи

до него, прожил необычайно долгую жизнь, а именно 347 лет!

Обстоятельства его смерти, документально никак не зафиксированные, тоже

легли в основу легенды: согласно сохранившемуся с незапамятных времен

преданию в 347 году н. э. в ночь, когда разыгралась ужасная гроза, Аб

явился в Хоразин и наложил заклятие на трех молодых людей. Результаты

этого заклятия — и, что, возможно, еще более важно, его цель —

неизвестны, но в ту же ночь жители

покинули город, вернувшись обратно лишь через несколько недель.

После этого на протяжение ста пятидесяти лет город постепенно

приходил в упадок и в конце концов совершенно опустел. В последующие

столетия здесь останавливались на ночлег лишь кочевые племена, а

постоянных обитателей так и не появилось. Когда я сам оказался там,

моим глазам предстали лишь развалины и совершеннейшее запустение.

Кочевник, поведавший многое из изложенного выше, вообще отказался

входить на территорию города и остался ждать меня за его

пределами. Он объяснил свое поведение тем, что место это проклято.

Таким образом, совершенно ясно, что пророчество Иисуса

исполнилось: воистину "Горе тебе, Хоразин! "

Трэйс еще раз пробежал глазами текст. Наиболее запомнились ему слова «Хоразинский камень», «усохшая левая нога», "347 н. э. ", «гроза» и слово «трех» во фразе «трех молодых людей».

По словам Каструни получалось, что Джордж Гуигос также взял с собой в Хоразин в ту ночь в 1936 году трех молодых людей. А потом еще эта дата, 347 год н. э. — кажется, дата смерти Аба? Тем не менее, Селби утверждает, что документальных сведений о смерти Аба нет…

Трэйс взглянул на часы. Пора на встречу с Джилли. С разгадкой тайны придется повременить. Но одно ему было ясно: раз уж он все-таки взялся за это дело, то непременно доведет его до конца. Чего Трэйс совершенно выносил, так это неразгаданных тайн…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда Трэйс наконец появился в «Корабле», Джилли уже дожидалась его; какие-то двое незнакомых разудалых парней клеились к ней у стойки бара, что было вполне нормально: в пабе всегда было полно всякой богемы, голубых и ирландцев из Кроуч-Энда и Хорнси. Трэйс избавил Джилли от их заигрываний, взял выпивку — виски для себя и джин с тоником для нее — и отвел ее в только что освободившийся кабинет, который неожиданно покинули занимавшие его до этого четверо панков с торчащими во все стороны раскрашенными волосами и вразвалочку вышли из паба, громко стуча огромными башмаками на толстенной подошве.

Он не стал терять времени и начал прямо с подарка. Увидев, что он ей преподнес, она ошеломленно вытаращила глаза. Потом открыла крышечку золотого коробка и заглянула внутрь. Трэйс не подумал об этом, но там к счастью все равно ничего не оказалось. Оказывается, миниатюрный коробок мог служить заодно и медальоном.

— Я могу вставить туда твою маленькую фотографию, — сказала она. — А цепочка как раз такой длины, что коробок будет висеть у меня между грудями. И получится, что ты как бы все время касаешься меня.

Трэйс понял: или теперь, или никогда.

— Джилли, я пас.

Она в это время как раз аккуратно прятала его подарок в сумочку, но, услышав его слова медленно подняла голову и недоуменно посмотрела на него.

— Ты… что?

— Это тебе на прощание, — сказал он. — Так что можешь вставить туда фотографию кого-нибудь другого. Не гожусь я для оседлой жизни, Джилли.

Она медленно переваривала услышанное, затем заметила:

— Ты одной рукой даешь, а другой отбираешь.

— Мы же договаривались, что не будем прирастать друг к другу, — не удержался, чтобы не напомнить он. — Но, если мы и дальше будем вместе, то прирастем так, что просто удушим друг друга. Понимаешь, хоть я и занимался с тобой любовью, но я тебя не люблю.

Она же, будто не слыша его и просто продолжая разговор, заметила:

— Знаешь, я часто задумывалась — чем же ты меня так привлекаешь? Ведь ты мне очень нравишься. Но, будь я проклята, если знаю почему. В общем-то, ты не такой уж симпатичный — слишком худой, да и в постели так себе.

Просто, наверное, ты… Какой-то таинственный, что ли?

— Ты имеешь в виду непонятный?

— Да, наверное дело в этом, — согласилась она. — Непонятный. — Трэйс почувствовал, что она готова подняться и уйти. Она снова заглянула ему в лицо.

— Чарли, а ты уверен?

— Да, — кивнул он. И тут все еще не дававшие ему покоя мысли о Каструни, побудили его приукрасить свою ложь. — Понимаешь, у меня есть подружка в Париже. И мы с ней каждый год летом отдыхаем в Греции. Я должен встретиться с ней в Афинах, а потом мы отправимся куда-нибудь на острова. На неделю там, или на две. Мне просто не хотелось потом изворачиваться и врать тебе насчет того, куда я исчез, вот я…

— А когда вернешься.. ? — Она встала и взглянула на него в упор. Ноздри ее раздувались, а прищуренные глаза превратились в щелочки. Такой он ее еще никогда не видел.

— Не стоит, Джилли, — качая головой сказал он.

— Ладно, буду хранить твой подарок, — сказала она. — Всегда. Он будет напоминать мне о тебе.

— Спасибо. — Он просто не знал, что еще сказать.

— И напоминать о том, как легко ошибиться в человеке.

— Джилли, я…

— Да пошел ты! — беззлобно сказала она, повернулась и растворилась в толпе посетителей.

Трэйс допил свое виски, постарался успокоиться, погрузившись В СЕБЯ, и постепенно начал чувствовать себя лучше. Наверное, примерно такие ощущения испытывает человек, с которого сняли наручники, подумал он. Подойдя к стойке он заказал еще порцию. А потом, стоя со стаканом в руке, рассеянно покачивая им, и позволяя шуму паба омывать его со всех сторон, он вдруг понял, что за ним кто-то наблюдает. Какой-то человек, пристроившийся у самого дальнего конца бара — там, где стойка смыкалась со стеной.