Энн Райс - Вампир Лестат

Все здесь очень напоминало расположенную выше комнату Магнуса, только эта комнатка была значительно меньше. Такой же низкий сводчатый потолок, такой же грубо сложенный камин, зияющий в стене…

А все это могло означать лишь одно: когда-то здесь тоже спали вампиры. Кто станет устраивать камин в подземном склепе? Мне, во всяком случае, такие чудаки неизвестны. А здесь имелись даже каменные скамьи. Саркофаги все как один были почти точными копиями того, который я уже видел, и на всех были высечены огромные фигуры.

Все вокруг, однако, покрывал толстый слой вековой пыли, отовсюду свисала паутина. Никаких сомнений в том, что здесь давно уже не обитают вампиры. И все-таки мне это казалось странным. Куда же делись те, кто спал в этих гробах? Сожгли они себя так же, как сжег себя Магнус, или продолжают существовать в каких-либо иных местах?

Один за другим я открыл саркофаги. Но не увидел внутри ничего, кроме пыли. Никаких признаков присутствия вампиров, никаких свидетельств их существования.

Не обращая внимания на все усиливающийся запах разложения и тлена, я продолжал спускаться по лестнице. Вскоре запах стал просто невыносимым.

Он явно шел из-под двери, которую я теперь отчетливо видел внизу. Мне было трудно заставить себя идти вперед. Конечно, будь я смертным, этот запах был бы мне крайне неприятен, но то отвращение, которое я чувствовал сейчас, было во много раз сильнее. Я испытывал непреодолимое желание бежать куда глаза глядят. Я остановился, чтобы перевести дыхание, а затем заставил себя двинуться дальше. Мне очень хотелось узнать, что же делал там старый демон.

То, что я увидел, превзошло самые худшие мои опасения.

В расположенной глубоко под землей камере лежала гора трупов в самых разных стадиях разложения – голые кости и гниющая плоть, кишащая червями и насекомыми. Испуганные светом факела крысы бросились наутек в сторону лестницы, я чувствовал, как их тела и лапы скользили по мо– им ногам. Отвратительный запах вызывал у меня тошноту, в горле стоял ком.

И в то же время я не в силах был отвести взгляд от этой горы мертвых тел. Я чувствовал, что должен увидеть и понять нечто очень важное. Я заметил, что все они были когда-то мужчинами, – об этом свидетельствовали остатки их обуви и одежды. И у всех были точно такие же, как и у меня, светлые волосы. Те, чьи черты лица еще можно было разглядеть, оказались молодыми людьми, высокими и стройными. А тот, который, судя по всему, появился здесь последним и чье разлагающееся, растекающееся тело с протянутыми сквозь решетку руками лежало теперь на полу, был поразительно похож на меня, и нас можно было бы принять за братьев.

Я словно в тумане шел вперед, пока наконец не коснулся носком башмака его головы. Опустив пониже факел, чтобы лучше рассмотреть лицо, я едва не вскрикнул. Несмотря на облепивших мертвеца насекомых, я сумел увидеть, что глаза его были голубыми!

Я зашатался и в ужасе попятился. Мне вдруг показалось, что он сейчас вскочит и схватит меня за ноги. Наверное, это было вызвано тем, что я споткнулся о тарелку с остатками испорченной пищи и о кувшин, который опрокинулся и разбился, отчего по полу растеклась отвратительная лужа свернувшегося и вонючего молока.

Я вдруг почувствовал сильную боль в груди, и изо рта у меня хлынула струя крови. Чтобы хоть немного прийти в себя, я вынужден был выскочить за дверь.

Несмотря на головокружение и тошноту, я не мог отвести глаз от крови, волшебным алым цветом светившейся в отблесках факела, постепенно темневшей и уходящей в щели между плитами пола. Кровь была живой, и ее сладкий запах, словно свежая струя, ворвался в отвратительную вонь разлагающихся тел. Сильнейшая жажда заставила меня забыть о тошноте. Спина моя согнулась, и с удивительной для меня самого гибкостью я стал наклоняться все ниже и ниже.

Все это время я не переставал думать о неизвестном мне молодом человеке. Его притащили сюда еще живым, и пища, испорченные остатки которой я видел, служила либо для поддержания его сил, либо для того, чтобы пытать его голодом. Он умер, запертый в подземелье вместе с гниющими трупами, сознавая, что обречен вскоре стать одним из них.

Господи! Как можно вынести подобные муки? Ужасные мучения! Скольким еще юношам с такими же светлыми волосами и голубыми глазами пришлось испытать то же самое?

Я уже стоял на коленях, все ниже и ниже наклоняя голову. В левой руке я продолжал сжимать факел, а мой язык непроизвольно высунулся изо рта и стал походить на шевелящегося слизняка. Вот он уже коснулся пола, лизнул лужицу крови… Непередаваемое, восхитительное ощущение! Удовольствие, переходящее едва ли не в экстаз!

Неужели я это делаю? Неужели это я слизываю с пола кровь в какой-нибудь паре дюймов от горы трупов? Неужели это мое сердце замирает от восторга рядом с мертвым телом мальчика, которого Магнус притащил сюда точно так же, как притащил меня? Рядом с мальчиком, обреченным на смерть вместо вечного бессмертия?

Я все лизал и лизал. В колеблющемся свете факела комната то освещалась, то вновь погружалась в темноту. Волосы покойника касались моего лица, а похожий на осколок хрусталя глаз неотрывно смотрел на меня.

Почему же я избежал участи быть заключенным в это подземелье? Какое испытание удалось мне выдержать, чтобы не трясти сейчас эти толстые решетки и не кричать от ужаса, чтобы не испытывать того кошмара, который охватывал меня в комнатке деревенского кабачка, словно провидение подавало мне тревожный сигнал?

Меня колотило, руки и ноги дрожали. И тут я услышал какой-то ужасный звук, но не сразу понял, что звук этот – мой собственный душераздирающий крик, вырвавшийся из самых глубин моего существа, такой же завораживающий, как и вид алой крови, голубых глаз юноши, как поблескивание в свете факела шевелящихся червей и крыльев насекомых.

Отбросив в сторону факел, я пятился на четвереньках, пока вновь не наткнулся на оловянную тарелку и разбитый кувшин. Вскочив наконец на ноги, я бросился по лестнице наверх, с грохотом захлопнув дверь темницы. Мой отчаянный дикий крик уносился к самой верхушке башни и, казалось, достигал неба.

Эхо его отдавалось от каменных стен, еще больше усиливаясь и буквально оглушая меня. Но я не в силах был замолчать.

В конце концов я заметил, что сквозь узкие бойницы и зарешеченные окна в башню проникает бледный свет холодного утра. Крик сам собою затих. Я увидел, как засветились камни стен и все окружающие меня предметы, и почувствовал, что струящийся потоком свет обжигает мне веки.

Времени на размышления не оставалось, и я помчался во внутренние покои.

Когда я наконец выбрался из узкого прохода, комната была освещена тусклыми пурпурными лучами утра. Казалось, что заполняющие сундук драгоценности пришли в движение, и их сияние буквально ослепило меня. Я торопливо поднял крышку саркофага.